[we-want-war]

Название: Nightlife.
Фандом: Gotham
Пейринг: Гордон/Кобблпот
Рейтинг: NC-17
Жанры: слэш, AU
Описание: Студент полицейской академии Джим Гордон о вреде посещения ночных клубов.



Читать Часть I на фикбуке

Часть I здесь

Каждый раз, когда организм пытается сделать вдох, вместо кислорода в легкие проникают нити всевозможных запахов, смешавшихся воедино: чрезмерное количество парфюма, различные виды алкоголя повсюду, неповторимо отвратительный, душный воздух самого ночного клуба, в котором ничуть не хотелось находиться, и другие, менее выразительные ароматы.
Нет никакого нормального освещения, только разноцветные лучи прожекторов, мельтешащих перед глазами и заставляющих тех, кто еще не предался развлечениям, морщиться и отворачиваться. Танцующие же люди выглядят нелепыми, но счастливыми в своей беспечности.

Всеобщее веселье и всепоглощающее ощущение эйфории, захватившие помещение, пытаются коснуться Джима, пока еще только Джима, 18-ти летнего студента полицейской академии, но под его суровым взглядом быстро отступают и перемещаются в другую сторону, ближе к танцполу, заставляя остальных и без того неразумных подростков быть еще отчаяннее и смелее в исполнении своих желаний.

Гордон сидит поодаль от всего происходящего, в самом удобном углу, откуда видно практически все, но где сам он может оставаться незамеченным. Идеальное место для того, кто еще не определился со своими планами на эту ночь.

Вскоре возвращается его друг, который, собственно, и затащил его сюда. Причем возвращается не один.

- Джим, - он хитро улыбается и приобнимает за талию девицу, с которой, само собой, он только что познакомился у барной стойки, пустив в ход несколько подходящих фраз и неоднозначных намеков, - Ты не ругайся, но мне уже пора идти. Ну, ты понимаешь. А для тебя у меня есть совет, как от старшего товарища - будь добр, сделай лицо попроще и хоть раз в своей жизни развлекись нормально. Не дай бог узнаю, что этой ночью ты спокойно спал.
- Просто вали, Харви, - отмахивается Гордон, перекрикивая музыку и откидываясь на спинку небольшого диванчика.

Буллок только смотрит на Джима, как на безнадежного идиота, но в спор не лезет и уже через пару минут находит утешение в объятьях своей новой подруги, у которой каштановые волосы, какое-то имя на “С” или на “Д” и больше ничего выдающегося.

Когда Харви уходит, Джим вздыхает с облегчением. Единственный факт, который радует сейчас - надоедливый голос больше не будет ворчать на ухо о том, что кислая морда никого не привлечет, а о той “милой блондинке, как ее, Барбара, правильно?” можно и забыть на какое-то время. “Хватит уже сохнуть по ней, ничего у тебя не выйдет,” - Буллока нет рядом, но раздражающие интонации до сих пор звучат в голове.

Джим коротко мотает головой и пытается отвлечься, наблюдая за людьми вокруг. Взгляд сразу уходит в сторону от танцпола, так как на полуголые извивающиеся тела смотреть не слишком приятно. Где-то по углам сидят парочки, обязательно потягивающие напитки из одного стакана двумя трубочками, какие-то столики заняты шумными компаниями, быстро сменяющими друг друга, когда одни уходят обратно танцевать, а другим нужно передохнуть. Половине присутствующих наверняка нет и 17-ти, но это явно не то место, где на возраст обращают внимание.

- Не хочешь присоединиться? - одна из таких девочек, с веселой улыбкой и дурацкой привычкой жевать жвачку с широко открытым ртом, опускает ладони на край столика Джима и продолжает двигать бедрами в такт музыке, не в состоянии прекратить танец.
- Нет, спасибо, - Гордон улыбается слабо, даже не стараясь, - Я жду девушку.
Получается отделаться только недовольной гримасой на ее лице и обиженным “Ну и ладно”, которое ничуть не задевает.

Джим проводит ладонью по своим волосам и вытягивает ноги, ловя себя на мысли о том, что стоило уйти сразу после Харви, а то и раньше. Но, тем не менее, он до сих пор сидит здесь, потому что понимает, что дома сейчас лучше не появляться.

Размышления прерывают неприятные мурашки, пробежавшие по спине. Гордон поворачивает голову и встречает пристальный взгляд, направленный в свою сторону. Как раз ту часть помещения он обделил вниманием при своем осмотре.
Сразу бросается в глаза то, что на сдвинутых вместе диванчиках сидят люди, в компанию которых крайне сложно попасть. Самые популярные парни и самые стервозные девушки, дорогие бутылки из бара, неприступный вид и пугающий охранник возле. Но Джима удивляет не то, откуда смотрят, а то, кто именно смотрит. Хилый и бледный обладатель странноватой внешности и жалкого вида явно не вписывается в собственный круг общения. В то время, как сидящие рядом с ним напоминают спортсменов или настоящих бандитов, он, особенно из-за носа, напрашивается на сравнение разве что с пингвином.

Но, несмотря на это, Гордон, буквально попавший в плен чрезмерно пристального взгляда, не может отвернуться. Чужие глаза влекут так сильно, что где-то на подсознательном уровне зарождается необоснованное чувство тревоги. Губы Пингвина растягиваются в улыбке и, кажется, хотят что-то сказать. Джим уверен, что даже через все помещение он сможет уловить слова, если их произнесут. По крайней мере, он точно постарается. Но начинается новая песня, толпа снова вываливается на танцпол и заграждает собой вид. Сквозь множество незнакомых тел у Гордона получается разглядеть только колено Пингвина, на которое опускается рука очевидного лидера их компании и многозначительно его сжимает. Становится понятно, как именно он заслужил свое место в этой влиятельной компании, что, впрочем, не особо волнует. Каждый выживает так, как он может.

Какое-то время Джим продолжает чувствовать на себе чужой взгляд, но, когда количество танцующих заметно сокращается, он видит, что Пингвина уже нет на месте.

- Черт бы побрал этот притон, - выдыхает Гордон и встает из-за стола. Одернув край футболки одной рукой, второй он подхватывает свою куртку и направляется к выходу. Задача оказывается не такой простой, как хотелось бы: планировка клуба загоняет Джима из одного тупика в другой - куда угодно, но только не на улицу. И когда, наконец, становится понятно, в какую сторону идти, ему в грудь влетает все та же девочка с жвачкой и веснушками, на которые до этого он не обратил внимания. Она сыплет извинениями слишком навязчиво и неискренне, тянется к груди Джима и начинает неловко вытирать его футболку, на которую, как оказалось, вылилось приличное количество колы из ее стакана. Джим накрывает ее ладонь своей, говорит, что все нормально, отводит руку в сторону и как можно быстрее пытается скрыться в толпе людей, чтобы попасть в туалет с наивной надеждой на то, что хотя бы раковина там работает нормально.

Внутренний голос бормочет все новые и новые проклятья, душевное равновесие ни к черту, раздражают не только все неприятные обстоятельства этого вечера, но и каждый человек здесь, каждая новая песня, бьющая по ушам, даже окружающий воздух становится врагом Джима.

Он доходит до нужной двери, резко дергает ручку и вваливается внутрь. После музыки уши до сих пор заложены, поэтому даже звуки льющейся из крана воды доходят с задержкой. И слишком поздно Джим понимает, что он здесь не один. Справа от него доносятся откровенно громкие стоны, которые, с одной стороны, явно намекают на то, что Гордону нужно уйти прямо сейчас, но, с другой стороны, он просто поворачивает голову и ошарашенно замечает происходящее в нескольких шагах от него.

Пингвин, прижатый к стене тем самым огромным парнем, цепляется тощими ногами за его пояс, кусает губы до покраснения, тянет пальцами короткие волосы и, пока его трахают, улыбается, просто невыносимо мерзко улыбается, смотря Гордону в лицо. Впиваясь ладонями в чужие плечи и обдирая лопатки о холодную стену, он продолжает смотреть на Джима. Выстанывая чужое имя все громче и прогибаясь в спине еще сильнее, он продолжает смотреть на Джима. Зрительный контакт разрывается, только когда к Пингвину тянутся за поцелуем, и он не может отказать - закрывает глаза, опускает голову и прижимается к губам.

Джим сумбурно извиняется, молнией вылетает за дверь, расталкивает нескольких человек на своем пути и, оказываясь на улице, жадно глотает ртом свежий воздух, которого так не хватало все это время - он проваливается в легкие и оседает на стенках, даря постепенное успокоение. Гордон потихоньку пытается привести мысли в порядок, но, как только глаза закрываются, на внутренней стороне век он видит отпечатавшийся взгляд этого парня.

Пустота и прохлада ночной улицы умиротворяют и неторопливо избавляют от волнений. Гордон убирает руки в карманы, слабо передергивается и вжимает голову в плечи, спустя несколько минут понимая, что температура несколько ниже, чем показалось сначала. Асфальт, местами выеденный собственной старостью и периодически подсвечиваемый мягким оранжевым светом фонарей, приводит Джима к непривычно тихой магистрали. Кажется, что ночью не существует абсолютно ничего, кроме обволакивающей темноты, россыпи звезд на черном небе, редкого свечения чьих-то окон и фар проезжающих мимо машин.
О транспорте можно и не мечтать, а до дома идти еще прилично. Носком ботинка Гордон пинает мелкий щебень возле дороги и растирает ладонями замерзшие предплечья, задумываясь о том, который сейчас час. Чувствуется, что до утра еще далеко. Очень.

- Эй! Эй, подожди! - Джим оборачивается на чей-то отчаянный вопль и видит, как с той стороны, откуда он пришел, к нему, неуклюже ковыляя, спешит нескладная фигура. Когда оказывается, что она принадлежит Пингвину, Джим прикусывает уголок нижней губы изнутри и думает только о том, почему ему вообще приходится подавлять дикое желание развернуться и уйти прямо сейчас.
- Хорошо, что ты не успел далеко убежать, - счастливая улыбка на чужом лице не имеет никакого влияния на Гордона, все еще безмолвного и почти что каменного. Пингвин терпит неловкую паузу, затем, будто опомнившись, протягивает Джиму куртку, которую тот забыл в туалете, - Я просто хотел вернуть.
- Спасибо, - следует неохотный ответ. Джим, конечно, натягивает куртку так, будто он вовсе не продрог до костей, но все равно выдает себя с головой, застегивая молнию до самого подбородка и прижимая руки как можно плотнее к телу.
- Освальд Кобблпот, - Пингвин снова протягивает руку и Гордон, вежливости ради, пожимает ее.
- Странное имя, - Освальд немного теряется, так как не слышит имени собеседника в ответ, поджимает губы будто виновато и тихо смеется, бормоча:
- Так получилось.

Джим смотрит на дорогу, наивно ожидая, что боги пошлют ему автобус, чтобы можно было сказать “Ох, прости, мне пора”, уехать домой и забыть весь этот день, но, как назло, ничего не происходит, а взгляд Кобблпота продолжает терпеливо ожидать чего-то. Гордон чувствует себя обязанным сказать хотя бы несколько слов, но все равно молчит, потому что говорить нечего.

- Слушай.. - Пингвин подает голос первым и переминается с ноги на ногу; его глаза, бегающие в поисках чего-нибудь, за что можно ухватиться взглядом, и нерешительно подрагивающие уголки губ, будто ему кажется, что его сейчас побьют, и потому нужно срочно придумывать оправдание - все это никак не вяжется с тем, что Джим видел минут двадцать назад. - Ты прости, что тебе пришлось.. Я знал, что это плохая идея, потому что двери там не запираются, я пытался его отговорить, но, - нервный смешок, - он же..сильнее. Мало того, что умом не отличается, так еще и..
- Ничего, - Гордон прерывает поток слов, лишь бы перед глазами снова не возникла ненужная картинка.

Еще какое-то время он наблюдает за дорогой, окончательно убеждается в отсутствии всякой надежды на транспорт и, засовывая руки поглубже в карманы, отходит в сторону и идет вдоль магистрали. Хватает нескольких звуков шаркающих шагов за собой, чтобы понять, что уйти так просто уже не получится. Джим не оборачивается и продолжает путь, но скрежет чужой подошвы, волочащейся по щебню, даже не собирается утихать. Приходится сбавить шаг и позволить Освальду нагнать себя, на что тот отвечает бесконечно благодарной улыбкой преданной собаки.

Кобблпот понимает, что любое сказанное им слово по какой-то причине раздражает его нового друга, потому сперва дорога проходит в полном молчании.

Они проходят несколько притихших улиц, не смотря по сторонам - оба уже знают этот город вплоть до мелких камушков и редких кустов. Тем не менее, ночью Готэм слабо напоминает свою дневную версию, ночью Готэм куда больше похож на себя настоящего. Желтый цвет стен, отражающий свет фонарей, смешивается с редким фиолетовым и красным мерцанием вывесок, которыми все пытаются привлечь своих клиентов, но стоит оторвать взгляд от деталей и увидеть полную картину, как все меркнет перед непроглядной и неизбежной темнотой. Кобблпот видит всю суть этого города. И она ему нравится.

Он сдержанно ухмыляется, когда слышит чьи-то вопли в подворотне, ему весело, когда хулиганы нападают на людей, он даже радуется успехам мелких воришек, потому что они - это Готэм. Они - неотъемлемая часть города, каждый из них - важная деталь целой системы, которая является индивидуальностью Готэма.

Ему нравится суть этого города. Но еще больше ему нравится Джим, который так яростно отвергает идею о том, что, пытаясь пойти против работающей системы, он продолжает оставаться ее частью. Просто он занял позицию на другой стороне. Равновесие, как думает Освальд, равновесие правит всем происходящим, и потому противостояние Джима так важно.

Кобблпот улыбается, смотря на дорогу перед собой. Конечно же, он знает о Гордоне куда больше, чем тот может себе представить. Но разве нужно ему об этом сообщать?

- Как ты еще не замерз? - Джим спрашивает безразлично, но даже это лучше, чем его первоначальный недружелюбный тон.
- Ну, - Освальд пожимает плечами и останавливается, - Это уже не так важно, потому что до моего дома осталось буквально несколько шагов, - кивает головой в сторону и после короткой заминки добавляет, - Зайдешь?
Он мог бы засыпать Гордона многочисленными аргументами, по которым ему лучше согласиться: “Там дальше очень криминальный район, в котором сейчас лучше не появляться”, “Тебе наверняка еще далеко идти, да ладно, в конце концов, я же знаю, где ты живешь”, “А еще у тебя на лице написано, что меньше всего ты сейчас хочешь возвращаться домой”, “Ну Джим, это же очевидно, ты бы ни за что не проторчал в клубе так долго, если бы не желание быть подальше от дома”. Можно высказать ему все это, но подобные убеждения только оттолкнут, понятное дело.

Джим в ответ молча кивает и следует за Освальдом к неприглядному жилому дому с непоколебимой уверенностью в том, что он ужасно ошибся в своем решении.

UPD.
Ждать целый месяц, чтобы в итоге написать вторую главу за один день. Можете даже не бить меня камнями, я и сам справляюсь.

Читать часть II на фикбуке

Читать часть II

- На самом деле, это не моя квартира, - поясняет Освальд, смахивая крошки с кухонного стола, - Один знакомый попросил приглядеть, пока его не будет.

Джим не верит, да и не особо заботится. Он отходит к окну и смотрит на улицу, где, впрочем, не видно ничего, кроме той части заднего двора, которую подсвечивает старый фонарь.
В чужих стенах становится по-странному тесно, пространства не хватает для двух незнакомых друг другу людей, и Джим открывает форточку. Приподнимает подбородок и прикрывает глаза, чувствуя мягкое касание холодного воздуха.
За его спиной возится Кобблпот: достает откуда-то чайник, наливает в него воду, ставит на плиту и обжигает палец, когда подносит спичку к конфорке - облизывает ожог и украдкой смотрит в лопатки Джиму.

Обернувшись и сев на край подоконника, Гордон задается вопросом, откуда могло взяться это ощущение тесноты и куда, в таком случае, оно так быстро ушло. Кухня, небольшая сама по себе, тем не менее, распланирована так, что остается достаточно свободного места. Но только до тех пор, пока в поле зрения не попадает Освальд.

Кобблпот не успевает отвести взгляд, Джим ловит его. Остается только повернуться всем корпусом к Гордону и смотреть уже в упор, не скрывая намерений, открываясь под таким же изучающим взглядом. Освальд хочет что-то сказать, но короткое отрицательное движение головы - “Помолчи, пожалуйста” - останавливает его.

Джиму хочется потереть пальцами ту область на своей груди, в которой образуется до чертиков неприятное чувство, хочется надавить сильнее и царапать кожу до тех пор, пока оно не уйдет, не исчезнет безвозвратно. Освальд слабо щурится и сдерживает улыбку, практически на физическом уровне ощущая всю тяжесть чужого взгляда на себе. Как только он отворачивается, чтобы снять чайник с плиты, Джим подносит ладонь к лицу и трет глаза, будто до этого ему пришлось долго смотреть на телевизионные помехи.

Кобблпот разбирается с чаем - заваривает, разливает, ставит чашки на стол и кивком приглашает Гордона сесть.

- Ты всегда так делаешь? - Джим откидывается на спинку стула и медленно, будто нехотя, возвращает взгляд к лицу Освальда. Тот вопросительно приподнимает брови, не понимая, о чем идет речь. Гордон слабо сжимает челюсти, только сейчас думая, что лучше бы он промолчал - теперь собственный вопрос кажется бессмысленным. Но отступать уже поздно. - Цепляешь абсолютно незнакомых парней, приводишь к себе.
- Что? - смех; Кобблпот мотает головой, но не успевает ответить, его перебивают:
- Впрочем, даже если и так, это не мое дело.
- Ты мне понравился, - честно говорит Освальд и пожимает плечами, закрывая нижнюю часть лица чашкой и делая глоток. - Я просто хочу, чтобы ты стал моим другом, - он протягивает руку и опускает ладонь на плечо Гордона, сжимая пальцы.
- Не трогай меня.
- Прости, - проговаривает чуть тише и запоздало отстраняется.

Джим поднимает глаза и замечает циферблат над дверью - большая стрелка у десяти, маленькая - у пяти. Сна ни в одном глазу. Он стучит кончиком пальца по столу возле своей чашки, которая остается нетронутой. Хочется оттянуть футболку от своего плеча, стереть прикосновение Кобблпота, которое, кажется, пробрало до костей.

- Ты так и не назвал свое имя, - Освальд говорит ненавязчиво, надеясь, что Джим оценит такой подход.
- Гордон, - дать прямой ответ кажется верным решением. Как минимум, это может послужить частью платы за гостеприимность, хоть и навязанную против воли, - Джим Гордон.
- Джим, - повторяет Кобблпот. Медленно проговаривая, поднимая уголки рта в улыбке и слабо прищуриваясь - “Я уже знал это, милый”.
В первый раз имя Гордона произнесли так, что он моментально его возненавидел.

- Он не отравлен, - как бы между прочим замечает Освальд, скользнув взглядом по чашке Джима и поднявшись из-за стола. - Если хочешь, могу найти что-нибудь покрепче.
- Не стоит, - Гордону хватает нескольких секунд, чтобы понять, что потеря контроля над собой - вещь непозволительная и неприемлемая. По крайней мере, именно в этой ситуации. К тому же, он до сих пор ощущает слабые отголоски того, что Харви уговорил его выпить еще в клубе.
- Зря, - задумчиво протягивает Освальд, протирая свою чашку и убирая ее на место.
- Прости?
- А, то есть.. - он неловко смеется, мотает головой, как бы отрицая все возможные догадки, которые напрашиваются сами собой, активно жестикулирует и пытается объясниться, - Я о том, что ты выглядишь ужасно напряженным. Нет-нет, правда. Будто готов убить меня прямо на этом месте. Причем у тебя такой вид каждый раз, как я тебя вижу. Знаешь, Джим..
- Каждый раз? - переспрашивает Гордон. Опасения вдруг подтверждаются, но от этого становится только спокойнее. Значит, все это время встревоженное состояние мучает его не без причины.
Кобблпот закусывает губу, продолжая улыбаться, только теперь походя на загнанного в угол зверька. Опять распустил язык и не заметил, что сказал, - проклинает себя Освальд.
- Да, - вздыхает, но как-то нервно. Оправдания льются сами собой, хотя и так понятно, как неправдоподобно они звучат, - Ну, я часто видел тебя, просто..просто почему-то оказывался поблизости и..
- Ты следил за мной?
- Это не..
- Ты следил за мной? - тверже повторяет Джим и встает с единственной целью - немедленно уйти. Освальд обхватывает себя руками и нервозно царапает пальцами ткань рубашки на предплечьях; долго тянет с ответом, но все же шепчет почти неслышно:
- Да.

Гордон не успевает дойти до двери, Кобблпот хватает его за запястье и останавливает.
- Джим, пожалуйста, все не так плохо, как ты мог подумать, - встречает хмурый взгляд - его явно не собираются слушать, но попытки все равно возобновляются с новой силой, - Я клянусь тебе, я не делал ничего плохого, ничего такого, за что ты мог бы питать отвращение ко мне, - улыбается и приподнимает брови безобидно - “Я невиновен, Джим. А ты не можешь осуждать невиновного. В этом весь ты”. Он берет запястье чуть мягче, когда чувствует, что Гордон уже не вырывается, аккуратно проводит подушечкой большого пальца по выступающей косточке и ведет вниз, осторожно касаясь своими тощими пальцами пальцев Джима.

В первый раз Освальд заметил его около года назад. Гордона тогда избивали за заброшенным зданием возле Грант Парка. Как выяснилось потом - за то, что лез, куда его не просили и не уважал авторитетов. То есть, дал в нос парню, который слишком откровенно высказался о его девушке, и вдобавок грозился прикрыть его небольшое дело по продаже легких наркотиков. В итоге девушка все равно ушла к начинающему наркодилеру, а с Джимом остались только многочисленные синяки и перелом.
Кобблпот взял на заметку имя Джеймса Гордона и не зря - буквально через пару месяцев произошел похожий случай. И повторялось это далеко не единожды - Освальд легко достал всю информацию, которая была известна. Имя, адрес, положение семьи, привычки, список врагов, который оказался куда внушительнее списка друзей, места наиболее частого посещения. Поэтому сейчас, когда Кобблпот решил выйти из тени и представить себя объекту своего интереса, подстроить встречу не составило никакого труда.

Правда теперь все выходит из-под контроля - из-за несдержанной болтливости Джим теперь наверняка будет держаться как можно дальше от такого фрика.

Освальд берет ладонь Джима в свою. Тот отнимает руку и понимает, что нужно отойти хотя бы на шаг, но ноги будто прибиты к полу огромными гвоздями. На коже остается прикосновение - он напряженно вытягивает пальцы, сжимает в кулак, растирает ногтями внутреннюю сторону ладони.
Как неприятно доходить до мысли о том, что первоначальное оправдание своим ощущениям оказалось неверным. Потому что если бы причина была в умении Гордона определять людей, с которыми “не стоит общаться”, то сейчас он бы не сжимал челюсти от невыносимого жжения где-то в солнечном сплетении. Он смотрит на Кобблпота, смотрит на его жалобные глаза, которые определенно врут, смотрит на просяще поджатые губы и бледную кожу на щеках. Смотрит, не опасаясь того, что Освальд заметит некую неправильность этого, потому что он сам еще не до конца осмыслил, что именно ему нужно прятать. Но Пингвин слишком умен, или же ему просто везет - в любом случае, его предположение точно соответствует правде, которую Гордон отказывается воспринимать.
“Вопреки желаниям, опасаешься быть ближе, Джим?” - Освальд молчит и это вполне устраивает обе стороны. Он касается ладонями груди Гордона, действуя настороженно, как в детской игре - с готовностью в любой момент убрать руки, чтобы по ним не ударили; не встречая сопротивления, перемещается выше и обвивает шею, подступая на полшага ближе.
Рваный выдох, резкое передергивание плечами и быстрое отстранение - Джим отворачивается и возвращается на свое место, занимает стул, направляет рассеянный взгляд к окну.
Все еще ночь. Долгая, темная ночь.

Кобблпот закусывает губу и с минуту топчется на месте. Затем подходит к Гордону и встает перед ним.
- Джим, - зовет по имени тихо, надеясь, что ответа не последует, иначе снова придется оправдываться срывающимся голосом, - Джим, - повторяет совсем неслышно, будто слово вырвалось само, без ведома говорящего. Наклоняется и сжимает пальцы на спинке стула, заставляя Гордона повернуть голову и встретить пристальный, близкий взгляд.
“Поздно уже спасаться,” - в глазах Кобблпота Джим видит невысказанную вслух фразу. Он не может согласиться, несмотря на то, что от его мнения истина все равно не изменится.

Освальд опускается на его колени и оказывается еще ближе. Гордон думает, что он неестественно легкий, Гордон думает, что он слишком близко. Так, что перехватывает дыхание.

- Джим, ты простишь меня? - Кобблпот берет его руку и приподнимает, касается кончиком носа запястья, трется о кожу и накрывает ладонью свою щеку. Смотрит внимательно. Прикрывает глаза и поочередно касается губами подушечки каждого пальца.
Когда Освальд мягко целует уголок его рта и останавливается, тепло выдыхая на губы, но не заходя дальше, Гордон сглатывает и сдается перед единственным желанием в данный момент - подается головой вперед, поднимает ладонь к лопатками Кобблпота и целует.

Джим старается ухватиться за эти ощущения - нет больше внутреннего напряжения, нет желания залезть рукой под ребра и вытащить тупую боль, заполняющую всё пространство под ними, остается только жар от дыхания, не только своего, но и чужого, проходящего насквозь, от кончика языка стекающего по стенкам горла и приятно опускающегося до самых бедер. Он прижимается к губам, обхватывая Освальда поперек спины, чтобы быть ближе, плотнее, чтобы чувствовать каждый вдох и слышать ускоренное сердцебиение так же хорошо, как свое, чтобы не думать и не опасаться, чтобы позволить кому-то объединиться с собой.

Под рубашкой Освальда - узкие плечи, которые целует Джим, косточки ключиц, на которых остаются прохладные дорожки от языка, впадинка между ними, в которой тонет горячий выдох, шея, горящая следами от укусов. Под грудью Освальда - тяжелое дыхание и барабанный стук волнения; он подтягивает к себе лицо Джима за подбородок, вновь целует, оставляет у него во рту густой стон, когда чувствует прикосновение между бедер.
Немного неудобно - Кобблпот виновато улыбается припухшими губами, когда приходится встать, чтобы окончательно избавиться от рубашки и стянуть джинсы, неуклюже прыгает на одной ноге и сваливается обратно на Джима. Гордон беззвучно смеется и помогает, Освальд снимает его футболку и берется за ремень.

Пальцы Джима оглаживают лопатки и обводят каждый позвонок, опускаясь ниже, доходя до копчика и останавливаясь на мгновение, достаточное для того, чтобы Кобблпот понял - момент растерянности, всяческое отсутствие опыта в подобных ситуациях. Гордон был близок с девушками, но совершенно не представлял, что делать с парнями.

Освальд сдержанно улыбается, подносит ладонь Джима к своему лицу и обхватывает губами кончики двух пальцев, касается их языком и втягивает сначала до фаланги, потом вбирает практически до косточки, вынимает и снова втягивает. Гордон надавливает на язык, проводит вдоль и Кобблпот, не ожидавший такого, впивается пальцами в его запястье и закрывает глаза.

Джим податливо отстраняет руку и опускает ее к ягодицам - так, как направляет Освальд, который чуть поднимается и прижимается щекой к скуле Гордона, кусая губы, когда влажные пальцы касаются сокращающихся мышц и проникают внутрь. Кобблпот отпускает руку Джима и дальше он действует сам - сперва аккуратно и неторопливо, затем, согнув пальцы и почувствовав, как задрожало тело Освальда под его руками, увереннее и быстрее, вводя пальцы до самых костяшек, двигая ладонью и изменяя угол.
Кобблпот падает головой на плечо Гордона и вслепую находит рукой его расстегнутую ширинку, пробирается под нее, опускает резинку белья и обхватывает член, обводит пальцами и сжимает, вызывая шумный выдох возле своего уха.

Джим еле заметно прогибается в спине и позволяет, позволяет, позволяет Освальду целовать, касаться, тереться носом о шею, горячо выдыхать на кожу и прижиматься все плотнее. Джим позволяет ему быть ближе, позволяет густому туману застилать глаза и скрывать лишние мысли, позволяет желанию взять верх.

Освальд сбивчиво и непрестанно шепчет имя Гордона, размазывает его имя поцелуями по коже, не успевая смыкать губы и сдерживать себя, он просит: “Джим, пожалуйста, Джим”, он умоляет: “Джим, сейчас”.
Гордон убирает руку, и Кобблпоту невыносимо пусто до тех пор, пока его не опрокидывают спиной на стол и не разводят ноги шире, пока Джим не целует его в ямку за ухом и не толкается бедрами вперед, придерживая рукой за пояс и входя до конца.
Гордон кусает за мочку и оттягивает на себя, перемещает ладони на бедра и сжимает пальцами выступающие косточки - пара синяков точно останется. Освальд вытягивается под ним, хватается за его спину и выгибается в пояснице навстречу движениям: “Джим, пожалуйста”, “Джим, прошу тебя”. Он хватается рукой за край стола и скрещивает ноги за его поясницей: “Джим, дай мне чуть больше”.

Гордон позволяет Освальду многое и не меньше он позволяет себе - сжимает зубами тонкую кожу, оставляет россыпь отметин, прекрасно понимая, что это не понравится тому, с кем он застал Кобблпота ранее; приподнимается, всматривается в его лицо и прижимается к губам, ловя стоны ртом и срывая темп на предельный.

Освальд полными легкими выбивает имя Джима и подрагивает, когда сперма стекает с живота на стол, ослабевшими ногами продолжая держаться за бедра Гордона до тех пор, пока тот не кончает.
Джим не открывает глаза и тягучими поцелуями проходится по плечам Кобблпота. Освальд, выравнивая дыхание, приподнимается на локтях и слабо трется ступней о колено Гордона с тихим смешком - чашка, к которой не притронулся Джим, теперь валялась осколками на полу.

Краем глаза Гордон замечает, что на горизонте появляется тонкая полоска света, которая вот-вот должна была начать оттеснять черноту ночного неба.
Скоро рассвет.

Джим смотрит на Освальда - покрасневшие кончики ушей, до сих пор горящие щеки и губы, следы на шее, которые он растирает пальцами, будто запоминая расположение. Джим смотрит на Освальда и остается спокойным.

Кобблпот улыбается. Довольно и почти искренне. Касается ладонью груди Гордона и, когда тот не отстраняется, с удовлетворением понимает, что сумел создать ту связь, которая ему еще обязательно пригодится в будущем.