I like vaginas, pepsi, Ernest and Francis.
And Ferdinand.

05.06.2015 в 16:15

Пишет  фердинанд.:

- что делаешь? - ничего. отдыхаю от предыдущего ничегонеделанья.
здравствуйте, этот дурацкий нечтовроде флэшмоб добрался и до меня. хьюстон, хьюстон, смотрите, что я сделяль для, несомненно, чудесного арчибальда, в узких кругах известного как эллеф, рот полон звезд.

@темы: сам фюрер не сказал бы лучше (с), увидеть и умереть

---

СССР. Кажется, это были 80-е. Меня только-только поселили в общежитие. Ну, мы решили собраться с новыми соседями, отметить, познакомиться. Накрыли стол, выпиваем, все такое. Рядом со мной сидел эстонец, приехал преподавать теорию музыки. Несмотря на то, что по-русски он знал три слова. Нет, серьезно, мог только три слова связать. Сам не понимаю, как он работать собирался. Звали его Хейне Маркус. И вот он сидел с нами, мы предлагали ему рюмочку, хоть самую маленькую, - нет. Ни в какую. Вообще ни капли не выпил. Я подумал тогда, ого, мол, какие эстонцы принципиальные. И что выяснилось потом? Что этот Хейне - последний пьяница. И вот однажды случилось следующее. Ко мне в комнату забегает до чертиков испуганный сосед и кричит: "Хейне горит!". Я, ничего не понимая, подскочил, побежал в его комнату, - она была в конце коридора, - открываю дверь, а из нее дым валит. Абсолютно ничего не видно. Начал махать руками, кое-как разогнал этот дым, по памяти нашел его кровать, благо, мебели немного было, смотрю - лежит Хейне под одеялом, а одеяло в огне. Схватил одеяло, выкинул в коридор, там сразу другой сосед с ведром воды. Пытаюсь Хейне разбудить - вообще ни в какую. Он, как я уже говорил, был последним пьяницей, поэтому друзья ему часто привозили огромные бутылки домашнего вина. А домашнее оно такое - выпиваешь, выпиваешь, а потом просто отключаешься и все. И вот эта бутыль стоит на тумбочке возле кровати. Судя по всему, он лежал и прямо из такой трубки его потягивал, а потом заснул. И как заснул! Я увидел его руку, а та сигаретой была прожжена аж до кости. Он даже от этого не проснулся. В общем, перепугались мы тогда... Не знаю, что с ним стало потом, но вот такой у меня был знакомый. Эстонец Хейне. А еще была история, когда мы в качестве преподавателей во второй половине сентября ездили на картошку.. - рассказы дедушки

@темы: burn after reading

---

праздник, который всегда с тобой, со мной и вон с тем парнем тоже

Ну, не зря же делал.
Сюда тоже кину.
Полдня стараний ради 19 секунд.

Просто пришибло Хемингуэем и Фицджеральдом настолько, что этого огня хватило на ускоренное освоение вегаса про. (о, а эта кнопка что делает? клааааасс)

*задрал ножку и убежал в туман* хэй! Полночь в Париже и кадры из Гэтсби!

@темы: Полночь в Париже, Хемингуэй, фанвидео, Том Хиддлстон, да, я не хочу готовиться к сессии, Фицджеральд, увидеть и умереть, Вуди Аллен

---

арчи горит. никто не удивлен.

Переписка Хемингуэя и Фицджеральда, которая заставила меня смеяться в голос и кататься по полу

А теперь в студию входит Слишком Резкий Переход С Веселого Момента Про Комплексы Фицджеральда По Поводу Своих Размеров и делает очень-очень больно.

Много лет спустя, уже после Второй мировой войны, Жорж, теперь бармен в «Ритце», а во времена, когда в Париже жил Фицджеральд, — chasseur, — спросил меня:
— Папа, кто такой был Фицджеральд, про которого все спрашивают?
— Вы его не знали?
— Нет. Я помню всех людей того времени. А теперь спрашивают только про него.
— И что вы им рассказываете?
— Все, что им интересно слышать. Что им нравится. Что вам подать? Но скажите, кто он был.
— Американский писатель начала двадцатых годов и после; какое-то время он жил в Париже и за границей.
— Но почему я его не помню? Он был хороший писатель?
— Он написал две очень хорошие книги и одну не успел закончить, но люди, которые лучше всего знают его произведения, говорят, что и она была бы очень хорошей. Еще он писал хорошие рассказы.
— Он часто бывал в нашем баре?
— Думаю, да.
— А вы в начале двадцатых в наш бар не ходили. Я знаю, что вы были бедны и жили в другом квартале.
— Когда у меня были деньги, я ходил в «Крийон».
— Это я тоже знаю. Прекрасно помню, как мы познакомились.
— И я.
— Странно, что я совсем его не помню.
— Все эти люди умерли.
— Но людей же не забываешь, если они умерли, а о нем все время спрашивают. Расскажите мне что-нибудь о нем, чтобы я мог повспоминать.
— Расскажу.
— Помню, как однажды вечером вы пришли с бароном Бликсеном… В каком году? — Жорж улыбнулся.
— Он тоже умер.
— Да. Но его помнишь. Понимаете меня?
— Его первая жена замечательно писала, — сказал я. — Написала об Африке, наверное, лучшую книгу из всех, что я читал. Не считая книги Сэмюела Бейкера о притоках Нила в Абиссинии. Вставьте это в ваши воспоминания. Раз интересуетесь теперь писателями.
— Хорошо, — сказал Жорж. — Такого человека, как барон, не забудешь. А книга как называется?
— «Из Африки», — сказал я. — Блики всегда гордился книгами своей первой жены. Но мы познакомились задолго до того, как она написала эту книгу.
— А месье Фицджеральд, про которого меня спрашивают?
— Он ходил сюда при Франке.
— Да, а я был chausser. Вы знаете, что такое chausser?
— Я напишу книгу о тех годах в Париже, и хочу написать что-нибудь о нем. Я пообещал себе, что напишу такую книгу.
— Правильно, — сказал Жорж.
— Я опишу его таким, каким запомнил его в начале знакомства.
— Правильно, — сказал Жорж. — Тогда, раз он ходил сюда, я его вспомню. Все-таки люди не забываются.
— И туристы?
— Это другое дело. Но, говорите, он часто сюда ходил?
— Для него это было важно.
— Напишите о нем, каким его запомнили, и, раз он ходил сюда, я его вспомню.
— Посмотрим, — сказал я.

Э. Хемингуэй, "Праздник, который всегда с тобой"

@темы: сам фюрер не сказал бы лучше (с), burn after reading

---

d e a d l o c k

В который раз Уэйд смотрит на Паркера и качает головой: - Питер, золотце, я же гребаный убийца. Уэйд не понимает, как такое могло произойти: - Питер, малыш, хорошим мальчикам нужные другие хорошие мальчики. Уэйд кривит губы и упрямо стоит на своем: - Питер, детка, я вообще не тот человек, на которого можно положиться. Паркер хмыкает и пропускает слова мимо ушей, подходит ближе и спокойно утыкается в широкую грудь: - Заткнись, Уэйд. Паркер перехватывает руками массивную спину и умиротворенно прикрывает глаза: - Я сам знаю, что для меня лучше. Паркер царапает кончиками пальцев по лопаткам и протягивает негромко: - Я не побегу к другим мальчикам. Уэйд растягивает уголки губ в усмешке и привлекает Паркера вплотную к себе, обвивает руками плечи и снижает голос до шепота, проговаривая после паузы: - Беда в том, что..даже если ты захочешь, Пит.. Уэйд коротко проходит кончиком языка по своим губам и продолжает: - Если у тебя появится желание.. Уэйд крепче сжимает плечи Паркера и касается носом его виска, издавая приглушенный истерический смешок: - Знаешь. В детстве я всегда отрывал паукам лапки, чтобы они никуда не убегали. Паркер молчит какое-то время, затем поворачивает голову и улыбается в лицо Уэйду: - Садист дурацкий. Питер опускает лицо на плечо Уилсона и думает, что, если он захочет уйти, то он сам сломает себе ноги.

@темы: марвел, драббл, фанфики, marvel, дэдпул, spideypool, спайдипул, burn after reading, человек-паук

---

Арчи, объяснись!

В общем, ситуация такова - я поиграл в "Волка среди нас", в лучшую игру на свете, и, само собой, мне припекло дотронуться до чего-то прекрасного и замарать это все дерьмом.
Люди, любящие эту игру, не читайте то, что я натворил.

Синяя Борода/Волк - это не отп АГА КАК ЖЕ, я просто решил проверить, насколько сильно я разучился писать фички.
Потому что я очень хочу написать дарк джен по Волку/Мэри - а это вообще лучшее, что случалось в моей жизни - так что нужно было сперва скинуть куда-то всю грязь.
Я не хотел добавлять даже намеки на порн, но как-то к месту пришлось.
Я не хотел много из того, что вышло в итоге, но я никогда не сажусь писать с четким изначальным планом, так что все как-то само произошло.
И, да, я не думал, что когда-нибудь намучу что-то с жестокостью.
Oh well.

Короче, сбрасывайте меня в колодец, а вот и сам фик.




Название: Someone must get hurt
Бета: не бета
Фандом: The wolf among us / Волк среди нас
Пейринг: Синяя Борода (Блуберд) / Бигби (Волк, Вулф, Большой и Страшный Серый Волк)
Рейтинг: NC-17 из-за..увидите, короче
Жанры: слэш, насилие, дарк, ебаный стыд, абсолютная бессмысленность и беспощадность
Размер: чуток
Песня из названия: she wants revenge - someone must get hurt

- Please don't touch me

- I've come to far to let you bring me down.
Well, someone must get hurt and it won't be me
Примечание: текст не прочитывался во второй раз и не проверялся, потому что я хотел побыстрее это забыть

Читать здесь

- Слишком много, - вздыхает Блуберд и поправляет выбившийся из-за уха Бигби локон волос. - Тебя стало слишком много для одного паршивого города.

Главный инвестор Фейблтауна удовлетворенно улыбается, отходя на шаг и окидывая Волка внимательным взглядом.

Бигби распят - бессильный, бессознательный, беспомощный; висит на стальных прутьях с опущенной на грудь головой, закрытыми глазами и расслабленными мышцами. Берд позаботился о том, чтобы все выглядело прилично: переодел в чистую одежду, отмыл от крови и обработал старые ссадины и глубокие царапины, оставляя только те увечья, что сделал сам, - багровые, только проявившиеся синяки на скуле и на теле под аккуратно застегнутой на все пуговицы рубашкой, разодранные ребра, подбитое лицо и переломанные колени. Это была жестокая борьба.

- Твои успехи просто ошеломляют. Нет, правда. Буквально месяц назад, только вспомни, тебя ненавидели все. Абсолютно, - он подходит ближе, когда замечает подрагивание век и уголков губ. Просыпайся, Бигби. - А теперь ты становишься героем.
Волк тяжело откашливается и сплевывает в ноги Блуберду:
- Какого х.. - давится воздухом и с трудом дышит сквозь боль, - Чем ты меня напичкал?
- Меры безопасности.

Шериф дергает руками и тихо шипит - прутья сдирают кожу, обжигают до мяса. В глазах плывет, сосредоточиться на происходящем и сконцентрироваться просто не получается. Подушечка пальца проходит по сухим, обкуренным губам; единственное желание - отвернуться - проносится в голове, но тело никак не реагирует.
- Позволь продолжить, - Блуберд перемещает ладонь к щеке и давит ногтем на ссадину у виска, отдирает запекшуюся кровь и заново открывает рану, - Ты становишься всеобщим героем, Вулф. Хотя я уверен, ты не хотел этого. Ты не хотел выходить на первый план, не хотел завоевывать сердца этих плебеев. Ты явно не тот, кому это все нужно.
- К чему.. - гортанный кашель и сиплый вдох, - ..к чему ты ведешь, придурок?
- Не тебе это нужно, - повторяет Берд и ведет ладонью к вывихнутому плечу, сжимает ладонью, смотрит, как Бигби зажмуривается, - А мне.

Король мертв, - говорит Волк и сбрасывает Скрюченного человека в колодец.
Да здравствует новый король, - говорит Фейблтаун и вручает Волку корону.

Блуберду это не нравится, очень не нравится. Ситуация оборачивается против него. Контроль над городом ускользает из пальцев слишком быстро, слишком ощутимо, приходится отметать множество возможных решений, требующих времени, и в итоге остается одно - самое эффективное. И, очевидно, самое желанное.

- Рано или поздно все мешающие волки находят свой капкан.

Бигби сильнее дергает руками и мотает головой, пытаясь избавиться от дурмана наложенных чар, хочет ударить ногами, но и они скованы сталью, пронизывающей ступни насквозь. Боль слишком резкая - до крови закусывает губу и вновь задыхается; кажется, сломанное ребро проткнуло легкое. Берд наблюдает со снисходительной улыбкой - дикий зверь бьется о прутья своей клетки, но никак не может понять, что ему уже не выбраться.

В несоображающей голове шерифа роятся вопросы, постепенно их становится все больше и больше, они шипят в черепной коробке и маленькими насекомыми скапливаются у висков и ушей. Прятаться некуда, когда тебя атакуют собственные мысли.
Сказать, что головная боль приносит неудобства, - значит, ничего не сказать. Тянущим, непрерывным мучением ноет все тело: кожа, внутренние органы, переломанные вдребезги кости, но Волк молчит. Волк не поддается.

Щелчок зажигалки - будто выстрел пистолета, после которого должен погаснуть экран, все должно погрузиться во тьму, все должно исчезнуть.
- Я выкинул ту дрянь, которую ты куришь. Попробуй нормальные хоть раз в своей жизни, - Блуберд вкладывает дымящуюся сигарету в губы Бигби, но она выпадает изо рта уже после первого вдоха.

Берд хмыкает, подходит вплотную и поддергивает пальцем чужой подбородок:
- Ты осознал, в чем заключается наша с тобой проблема?
- Ты и есть проблема, - приподнимает уголок губы в усмешке и получает такую же в ответ. Вместе с ударом в живот.
- Кому-то из нас придется пострадать. И это точно буду не я, Вулф.

Блуберд доволен собой.
Блуберд доволен своей победой.
Блуберд доволен тем, что нет ни одной причины считать, что у Бигби есть хоть малейший шанс на спасение.

Власть - это то, по чему он скучал больше всего. Чистая, пьянящая власть Родных Земель была практически обесценена и заменена “привилегиями” обычных нью-йорских богачей. Берд не хотел иметь ничего общего с простаками, особенно положение в обществе.

“Власть”, - он повторяет это слово снова и снова в своей голове, улыбается тому, как непередаваемое чувство растекается по телу, улыбается ее запаху, втягивает его носом, - она пахнет кровью Вулфа, его отчаянными дрожащими надеждами, его ненавистью и злобой, его рычащим матом и презрительными плевками.
Она пахнет сломанными волчьими клыками. Утраченной свободой. И остатками воли, которые вот-вот иссякнут.

- И было на стене восемь крюков: на семи висели умерщвленные жены Синей Бороды, а восьмой оставался пустым.. - Блуберд расстегивает пуговицы чужой рубашки, явно не спеша, разводит края и касается пальцами крупного синяка на груди Бигби, с готовностью встречая желтеющее безумие в его глазах.
Но, как только зрачки окончательно меняют цвет, Волк вскрикивает от неожиданности и моментально закрывает глаза - горячо, чертовски горячо, проклятое пекло, идущее изнутри, будто прожигает глазные яблоки насквозь.
Блуберд опускает ладонь по солнечному сплетению и отводит к бедру, прижимая глубокую ссадину к кости:
- Я был бы удивлен, если бы ты не попытался сделать это. Но я бы посоветовал тебе успокоиться, - голос, отдающийся размытым эхом в ушах Вулфа, создающий мелькающую помехами черно-белую картинку - восемь крюков, семеро умерщвленных, - смешивающийся с, Волк готов поклясться, трескающим звуком, исходящим от собственных глаз.

Для Блуберда власть - это то, как глаза Бигби рефлекторно стараются выработать достаточное количество влаги, чтобы успокоить раздражение; это слезы, смешанные с кровью на его щеках; это то, как его грудная клетка практически перестает двигаться из-за того, что с каждой минутой ему становится все сложнее дышать; это то, что он может проследовать пальцами по дорожке волос на животе Бигби и просунуть руку под пояс его брюк.
Это то, как он, секунда за секундой, перетирает его нервные окончания в порошок.

Берд брезгует и не хочет пачкаться, но скользит ладонью глубже, обхватывает член у самого основания и ведет пальцами по всей длине. Вулф выдыхает хрипло, от неспособности вдохнуть несколько раз подряд начинает колотить, он снова дергает руками - онемевшими и тяжелыми, холодными, как у трупа, в которого он уже постепенно, от кончиков пальцев до плеч, превращается.
- Блядь, - глухой рык; физиология берет свое - набухшая головка неприятно прижимается к ране на нижней части живота, когда Берд не препятствует этому своей рукой.
- Ты вынудил меня. Правда, вынудил. Ты мог сидеть в своем офисе, не вылезая, мог придерживаться своей роли, мог бы, по крайней мере, не вырывать бразды правления из моих рук, - тон Блуберда срывается на грубый, но он исправляет это касанием к засыхающей крови на щеке; свежей нет - Вулф больше не пытается перевоплотиться, и чары перестают отвечать агрессией на агрессию. - Ты не специально. Я понимаю. Но у меня нет другого выхода, дерьма ты кусок. Уже нет.

Бигби скалится и не отвечает на жесткий поцелуй, пока не получает удар по сломанному ребру - от пронизывающей боли теряет последние силы и чувствует только, как подминаются его губы подо ртом Берда, как к подбородку стекает итог внутреннего кровотечения.
Сейчас он привык к боли, но не к физическому возбуждению, - даже для организма Сказания это слишком.

- Я хочу, чтобы ты запомнил это, - двигает ладонью быстрее, жмет пальцем на головку, - такие, как ты, имеют свойство проигрывать.
Блуберд перехватывает поясницу Бигби рукой - каждое касание отдается гулом боли - прижимает к себе, марает свою рубашку чужой кровью, чужой злостью.

- Жиль*, - не выдерживает, скулит, не желая слышать собственный голос, чувствует щекой его щеку и напрягается всем телом, ухудшая ситуацию до максимума, - Жиль, пре..прекрати.
“Прекрати, перестань, хватит, остановись, прошу тебя, пожалуйста,” - застревает в горле, не идет дальше.
Берд замирает, но только на секунду, чтобы услышать судорожный выдох облегчения и тут же прервать его, продолжая.

“Жиль де Рэ”, - ухмыляется и приоткрытыми губами касается шеи Волка. Сколько веков уже прошло с того времени? С того чудесного, восхитительного времени.
Жиль де Рэ - когда никто не знал о крюках в его подвале, о жертвенниках, об убитых мальчишках. Когда еще не было Синей Бороды. Когда из слухов еще не родилась сказка.

- Мы были знакомы? - спрашивает Берд и чувствует, как дрожат бедра Бигби; снижает голос до шепота и притирается кончиком носа к ямке за мочкой. - Сколько же раз я уже убивал тебя?

Толчок воздуха из легких, пятна перед глазами - Блуберд вытирает сперму с пальцев о штанину Вулфа, отходит и раскрывает капкан. Тело шерифа мешком падает вниз, лицом в бетон.
- Ты думал о Снежке, Волк? - подцепляет бок носком ботинка и переворачивает Бигби на спину. - О Вере, о Нериссе, возможно? Полагаю, стоило бы. Что тебе еще остается, псина.

Берд хватается рукой за воротник Вулфа, приподнимает и тащит, волоча по полу.
- Сегодня мы, - доходит до стены и останавливается, бросая тело, - прощаемся с нашим славным шерифом, защитником Фейблтауна. Он был простым парнем, никогда не искал выгоды и не просил ничего для себя. Но, все-таки, получил. Получил то, что он не смог бы использовать правильно. И поэтому я, Синяя Борода, забираю у него все то, что ему не нужно. И, заодно, его жизнь.

У Бигби не остается сил кричать, он только крупно дергается всем телом, вскидывая голову, и воет беззвучно, когда острие крюка протыкает его насквозь.

- Что ж. Конец истории. Большой и Страшный Серый Волк, - кидает Блуберд, когда Вулф уже не слышит. - И жили они долго и счастливо.

х х х


Абсолютная тишина давит на уши.
Когда Бигби открывает глаза, рядом уже никого нет, но он знает, что за дверью - четыре собаки, винтовая лестница в пятьсот ступеней и выход в рабочий кабинет Блуберда, спрятанный за шкафом.
Он был здесь. Не единожды.
Процесс восстановления тканей потребует еще много времени, особенно без помощи доктора. Но Вулф готов подождать.
Хоть крюк в груди и доставляет неудобства, он сует руку в задний карман, где оставалась одна сигарета и зажигалка, подносит ее к губам и закуривает, делая глубокий вдох.

- И умерли в один день.

*Примечание

Примечание: Жиль де Рэ - прототип Синей Бороды, который, согласно легендам, убивал и своих жен, и сотни мальчиков в качестве жертвоприношений. XV век.

Читать на фикбуке

@темы: слэш среди нас, фанфики, the wolf among us, волк среди нас, burn after reading

---

Что-то, что так и не стало полноценными историями.


Иногда Фредерику хочется, чтобы ночью не светили фонари. Иногда Фредерику хочется увидеть ночь во всей своей красе.
Рональд, возвращающийся ночью с вокзала и озирающийся по сторонам со страхом, с ним не согласен.

х х х

Тигренок Том вырос в клетке. Он привык к неволе. И, когда его выпустили, он уже не желал свободы.

х х х

я рвал грудную клетку и взывал к богам,
стремясь туда, что было выше, над головой
невидимое, прекрасное
манящее и обещающее
но, падая, понимал,
что уже давно
свернул с нужной дороги

х х х

Фредерик понимает, что если он попытается заменить для человека воздух, то тот попросту задохнется. Но желание быть всем все равно берет верх над благоразумием.

Placebo - I'll be yours

х х х

Оливер - психиатр.
Но он лечит только себя.

@темы: у них не было пепельницы, поэтому я вывернул им свою душу, burn after reading

---

все эти смазанные смазанные смазанные лица
скользят по воздуху мимо
никогда не знал, как выразить любимые аккорды словами
первый-третий-пятый-третий-четвертый
но быстрее
на клавишных, на струнных
пальцами
трясущимися, но пытающимися удержать, удержаться
быстрее, быстрее
п-т-п-т-ч
1-3-5-3-4
ужасно тошнит
п-п-п-п-п
одна утром, три днем, пять вечером, три следующим утром, четыре на следующий вечер и день
все эти смазанные смазанные смазанные лица
не-интересующие, не-цепляющие, не-знакомые
1-1-1-1-1
одно лицо, одно выражение нужное мне
рисую поверх давно смазанных картин
как же тошнит

давно забыл, что мне нужно

@темы: у них не было пепельницы, поэтому я вывернул им свою душу, burn after reading

---

чертов арчи блумквист! ------ эллеф, рот полон звезд

@темы: ради торжества порядка

---

"Sum: Forty Tales from the Afterlives" by David Eagleman. Narrated by Noel Fielding. Когда ты думаешь, что ты уже умер, фактически, ты еще не умер. У смерти два этапа, и, когда ты просыпаешься после предсмертного вздоха, ты находишься где-то вроде Чистилища: ты не чувствуешь себя мертвым, ты не выглядишь мертвым и, по сути, ты не умер. Пока. Возможно, ты думал, что загробная жизнь будет как мягкий белый свет, сверкающий океан или витание в музыке. Но куда больше она напоминает то чувство, когда встаешь слишком резко: ненадолго теряешься и не можешь сказать, кто ты, где ты находишься, забываешь все детали своей жизни. И чем дальше - тем страннее. Сначала все темнеет до слепоты ярко, ты чувствуешь, как плавно исчезает смысл всех твоих былых запретов, и нет сил сопротивляться. Ты начинаешь избавляться от своего эго и вместе с ним - от гордыни. Затем ты теряешь воспоминания о себе. Ты теряешь себя, но, кажется, тебя это не особо волнует. Остается только самая малая часть тебя, твоя суть - чистое сознание, обнаженное, как младенец. Чтобы понять значение загробной жизни, нужно помнить, что все люди многогранны. Поэтому, всю жизнь ограниченный собственным сознанием, ты куда лучше видел других людей, нежели себя самого. Таким образом, всю свою жизнь ты проживал с помощью других людей, держащих зеркала для тебя. Они превозносили твои положительные качества и порицали плохие привычки, и эти взгляды - часто неожиданные для тебя самого - помогали тебе найти правильное направление в жизни. Ты настолько плохо себя знал, что постоянно удивлялся, когда видел себя на фотографиях или слышал свой голос на записи. Вот и получается, что большая часть твоего существования проходила на глазах, на слуху и на кончиках пальцев других людей. И теперь, когда ты покинул Землю, ты хранишься в чужих мыслях, разбросанных по всей планете. Здесь, в Чистилище, собраны все люди, которые когда-либо контактировали с тобой. Все разрозненные кусочки тебя слиты вместе и объединены.. Зеркала подняты перед тобой. Впервые, ничего не упуская, ты ясно видишь себя. И именно это тебя убивает. original. “When you think you’ve died, you haven’t actually died. Death is a two-stage process, and where you wake up after your last breath is something of a Purgatory: you don’t feel dead, you don’t look dead, and in fact you are not dead. Yet. Perhaps you thought the afterlife would be something like a soft white light, or a glistening ocean, or floating in music. But the afterlife more closely resembles the feeling of standing up too quickly: for a confused moment, you forget who you are, where you are, all the personal details of your life. And it only gets stranger from here. First, everything becomes dark in a blindingly bright way, and you feel a smooth stripping away of your inhibitions and a washing away of your power to do anything about it. You start to lose your ego, which is intricately related to the spiriting away of your pride. And then you lose your self-referential memories.You’re losing you, but you don’t seem to care.There’s only a little bit of you remaining now, the core of you: naked consciousness, bare as a baby. To understand the meaning of this afterlife, you must remember that everyone is multifaceted. And since you always lived inside your own head, you were much better at seeing the truth about others than you ever were at seeing yourself. So you navigated your life with the help of others who held up mirrors for you. People praised your good qualities and criticized your bad habits, and these perspectives—often surprising to you—helped you to guide your life. So poorly did you know yourself that you were always surprised at how you looked in photographs or how you sounded on voice mail. In this way, much of your existence took place in the eyes, ears, and fingertips of others. And now that you’ve left the Earth, you are stored in scattered heads around the globe. Here in this Purgatory, all the people with whom you’ve ever come in contact are gathered. The scattered bits of you are collected, pooled, and unified. The mirrors are held up in front of you. Without the benefit of filtration, you see yourself clearly for the first time. And that is what finally kills you.”

@темы: noel fielding, перевод, прямо в кокоро, сам фюрер не сказал бы лучше (с), burn after reading

---

Название: Nightlife.
Фандом: Gotham
Пейринг: Гордон/Кобблпот
Рейтинг: NC-17
Жанры: слэш, AU
Описание: Студент полицейской академии Джим Гордон о вреде посещения ночных клубов.



Читать Часть I на фикбуке

Часть I здесь

Каждый раз, когда организм пытается сделать вдох, вместо кислорода в легкие проникают нити всевозможных запахов, смешавшихся воедино: чрезмерное количество парфюма, различные виды алкоголя повсюду, неповторимо отвратительный, душный воздух самого ночного клуба, в котором ничуть не хотелось находиться, и другие, менее выразительные ароматы.
Нет никакого нормального освещения, только разноцветные лучи прожекторов, мельтешащих перед глазами и заставляющих тех, кто еще не предался развлечениям, морщиться и отворачиваться. Танцующие же люди выглядят нелепыми, но счастливыми в своей беспечности.

Всеобщее веселье и всепоглощающее ощущение эйфории, захватившие помещение, пытаются коснуться Джима, пока еще только Джима, 18-ти летнего студента полицейской академии, но под его суровым взглядом быстро отступают и перемещаются в другую сторону, ближе к танцполу, заставляя остальных и без того неразумных подростков быть еще отчаяннее и смелее в исполнении своих желаний.

Гордон сидит поодаль от всего происходящего, в самом удобном углу, откуда видно практически все, но где сам он может оставаться незамеченным. Идеальное место для того, кто еще не определился со своими планами на эту ночь.

Вскоре возвращается его друг, который, собственно, и затащил его сюда. Причем возвращается не один.

- Джим, - он хитро улыбается и приобнимает за талию девицу, с которой, само собой, он только что познакомился у барной стойки, пустив в ход несколько подходящих фраз и неоднозначных намеков, - Ты не ругайся, но мне уже пора идти. Ну, ты понимаешь. А для тебя у меня есть совет, как от старшего товарища - будь добр, сделай лицо попроще и хоть раз в своей жизни развлекись нормально. Не дай бог узнаю, что этой ночью ты спокойно спал.
- Просто вали, Харви, - отмахивается Гордон, перекрикивая музыку и откидываясь на спинку небольшого диванчика.

Буллок только смотрит на Джима, как на безнадежного идиота, но в спор не лезет и уже через пару минут находит утешение в объятьях своей новой подруги, у которой каштановые волосы, какое-то имя на “С” или на “Д” и больше ничего выдающегося.

Когда Харви уходит, Джим вздыхает с облегчением. Единственный факт, который радует сейчас - надоедливый голос больше не будет ворчать на ухо о том, что кислая морда никого не привлечет, а о той “милой блондинке, как ее, Барбара, правильно?” можно и забыть на какое-то время. “Хватит уже сохнуть по ней, ничего у тебя не выйдет,” - Буллока нет рядом, но раздражающие интонации до сих пор звучат в голове.

Джим коротко мотает головой и пытается отвлечься, наблюдая за людьми вокруг. Взгляд сразу уходит в сторону от танцпола, так как на полуголые извивающиеся тела смотреть не слишком приятно. Где-то по углам сидят парочки, обязательно потягивающие напитки из одного стакана двумя трубочками, какие-то столики заняты шумными компаниями, быстро сменяющими друг друга, когда одни уходят обратно танцевать, а другим нужно передохнуть. Половине присутствующих наверняка нет и 17-ти, но это явно не то место, где на возраст обращают внимание.

- Не хочешь присоединиться? - одна из таких девочек, с веселой улыбкой и дурацкой привычкой жевать жвачку с широко открытым ртом, опускает ладони на край столика Джима и продолжает двигать бедрами в такт музыке, не в состоянии прекратить танец.
- Нет, спасибо, - Гордон улыбается слабо, даже не стараясь, - Я жду девушку.
Получается отделаться только недовольной гримасой на ее лице и обиженным “Ну и ладно”, которое ничуть не задевает.

Джим проводит ладонью по своим волосам и вытягивает ноги, ловя себя на мысли о том, что стоило уйти сразу после Харви, а то и раньше. Но, тем не менее, он до сих пор сидит здесь, потому что понимает, что дома сейчас лучше не появляться.

Размышления прерывают неприятные мурашки, пробежавшие по спине. Гордон поворачивает голову и встречает пристальный взгляд, направленный в свою сторону. Как раз ту часть помещения он обделил вниманием при своем осмотре.
Сразу бросается в глаза то, что на сдвинутых вместе диванчиках сидят люди, в компанию которых крайне сложно попасть. Самые популярные парни и самые стервозные девушки, дорогие бутылки из бара, неприступный вид и пугающий охранник возле. Но Джима удивляет не то, откуда смотрят, а то, кто именно смотрит. Хилый и бледный обладатель странноватой внешности и жалкого вида явно не вписывается в собственный круг общения. В то время, как сидящие рядом с ним напоминают спортсменов или настоящих бандитов, он, особенно из-за носа, напрашивается на сравнение разве что с пингвином.

Но, несмотря на это, Гордон, буквально попавший в плен чрезмерно пристального взгляда, не может отвернуться. Чужие глаза влекут так сильно, что где-то на подсознательном уровне зарождается необоснованное чувство тревоги. Губы Пингвина растягиваются в улыбке и, кажется, хотят что-то сказать. Джим уверен, что даже через все помещение он сможет уловить слова, если их произнесут. По крайней мере, он точно постарается. Но начинается новая песня, толпа снова вываливается на танцпол и заграждает собой вид. Сквозь множество незнакомых тел у Гордона получается разглядеть только колено Пингвина, на которое опускается рука очевидного лидера их компании и многозначительно его сжимает. Становится понятно, как именно он заслужил свое место в этой влиятельной компании, что, впрочем, не особо волнует. Каждый выживает так, как он может.

Какое-то время Джим продолжает чувствовать на себе чужой взгляд, но, когда количество танцующих заметно сокращается, он видит, что Пингвина уже нет на месте.

- Черт бы побрал этот притон, - выдыхает Гордон и встает из-за стола. Одернув край футболки одной рукой, второй он подхватывает свою куртку и направляется к выходу. Задача оказывается не такой простой, как хотелось бы: планировка клуба загоняет Джима из одного тупика в другой - куда угодно, но только не на улицу. И когда, наконец, становится понятно, в какую сторону идти, ему в грудь влетает все та же девочка с жвачкой и веснушками, на которые до этого он не обратил внимания. Она сыплет извинениями слишком навязчиво и неискренне, тянется к груди Джима и начинает неловко вытирать его футболку, на которую, как оказалось, вылилось приличное количество колы из ее стакана. Джим накрывает ее ладонь своей, говорит, что все нормально, отводит руку в сторону и как можно быстрее пытается скрыться в толпе людей, чтобы попасть в туалет с наивной надеждой на то, что хотя бы раковина там работает нормально.

Внутренний голос бормочет все новые и новые проклятья, душевное равновесие ни к черту, раздражают не только все неприятные обстоятельства этого вечера, но и каждый человек здесь, каждая новая песня, бьющая по ушам, даже окружающий воздух становится врагом Джима.

Он доходит до нужной двери, резко дергает ручку и вваливается внутрь. После музыки уши до сих пор заложены, поэтому даже звуки льющейся из крана воды доходят с задержкой. И слишком поздно Джим понимает, что он здесь не один. Справа от него доносятся откровенно громкие стоны, которые, с одной стороны, явно намекают на то, что Гордону нужно уйти прямо сейчас, но, с другой стороны, он просто поворачивает голову и ошарашенно замечает происходящее в нескольких шагах от него.

Пингвин, прижатый к стене тем самым огромным парнем, цепляется тощими ногами за его пояс, кусает губы до покраснения, тянет пальцами короткие волосы и, пока его трахают, улыбается, просто невыносимо мерзко улыбается, смотря Гордону в лицо. Впиваясь ладонями в чужие плечи и обдирая лопатки о холодную стену, он продолжает смотреть на Джима. Выстанывая чужое имя все громче и прогибаясь в спине еще сильнее, он продолжает смотреть на Джима. Зрительный контакт разрывается, только когда к Пингвину тянутся за поцелуем, и он не может отказать - закрывает глаза, опускает голову и прижимается к губам.

Джим сумбурно извиняется, молнией вылетает за дверь, расталкивает нескольких человек на своем пути и, оказываясь на улице, жадно глотает ртом свежий воздух, которого так не хватало все это время - он проваливается в легкие и оседает на стенках, даря постепенное успокоение. Гордон потихоньку пытается привести мысли в порядок, но, как только глаза закрываются, на внутренней стороне век он видит отпечатавшийся взгляд этого парня.

Пустота и прохлада ночной улицы умиротворяют и неторопливо избавляют от волнений. Гордон убирает руки в карманы, слабо передергивается и вжимает голову в плечи, спустя несколько минут понимая, что температура несколько ниже, чем показалось сначала. Асфальт, местами выеденный собственной старостью и периодически подсвечиваемый мягким оранжевым светом фонарей, приводит Джима к непривычно тихой магистрали. Кажется, что ночью не существует абсолютно ничего, кроме обволакивающей темноты, россыпи звезд на черном небе, редкого свечения чьих-то окон и фар проезжающих мимо машин.
О транспорте можно и не мечтать, а до дома идти еще прилично. Носком ботинка Гордон пинает мелкий щебень возле дороги и растирает ладонями замерзшие предплечья, задумываясь о том, который сейчас час. Чувствуется, что до утра еще далеко. Очень.

- Эй! Эй, подожди! - Джим оборачивается на чей-то отчаянный вопль и видит, как с той стороны, откуда он пришел, к нему, неуклюже ковыляя, спешит нескладная фигура. Когда оказывается, что она принадлежит Пингвину, Джим прикусывает уголок нижней губы изнутри и думает только о том, почему ему вообще приходится подавлять дикое желание развернуться и уйти прямо сейчас.
- Хорошо, что ты не успел далеко убежать, - счастливая улыбка на чужом лице не имеет никакого влияния на Гордона, все еще безмолвного и почти что каменного. Пингвин терпит неловкую паузу, затем, будто опомнившись, протягивает Джиму куртку, которую тот забыл в туалете, - Я просто хотел вернуть.
- Спасибо, - следует неохотный ответ. Джим, конечно, натягивает куртку так, будто он вовсе не продрог до костей, но все равно выдает себя с головой, застегивая молнию до самого подбородка и прижимая руки как можно плотнее к телу.
- Освальд Кобблпот, - Пингвин снова протягивает руку и Гордон, вежливости ради, пожимает ее.
- Странное имя, - Освальд немного теряется, так как не слышит имени собеседника в ответ, поджимает губы будто виновато и тихо смеется, бормоча:
- Так получилось.

Джим смотрит на дорогу, наивно ожидая, что боги пошлют ему автобус, чтобы можно было сказать “Ох, прости, мне пора”, уехать домой и забыть весь этот день, но, как назло, ничего не происходит, а взгляд Кобблпота продолжает терпеливо ожидать чего-то. Гордон чувствует себя обязанным сказать хотя бы несколько слов, но все равно молчит, потому что говорить нечего.

- Слушай.. - Пингвин подает голос первым и переминается с ноги на ногу; его глаза, бегающие в поисках чего-нибудь, за что можно ухватиться взглядом, и нерешительно подрагивающие уголки губ, будто ему кажется, что его сейчас побьют, и потому нужно срочно придумывать оправдание - все это никак не вяжется с тем, что Джим видел минут двадцать назад. - Ты прости, что тебе пришлось.. Я знал, что это плохая идея, потому что двери там не запираются, я пытался его отговорить, но, - нервный смешок, - он же..сильнее. Мало того, что умом не отличается, так еще и..
- Ничего, - Гордон прерывает поток слов, лишь бы перед глазами снова не возникла ненужная картинка.

Еще какое-то время он наблюдает за дорогой, окончательно убеждается в отсутствии всякой надежды на транспорт и, засовывая руки поглубже в карманы, отходит в сторону и идет вдоль магистрали. Хватает нескольких звуков шаркающих шагов за собой, чтобы понять, что уйти так просто уже не получится. Джим не оборачивается и продолжает путь, но скрежет чужой подошвы, волочащейся по щебню, даже не собирается утихать. Приходится сбавить шаг и позволить Освальду нагнать себя, на что тот отвечает бесконечно благодарной улыбкой преданной собаки.

Кобблпот понимает, что любое сказанное им слово по какой-то причине раздражает его нового друга, потому сперва дорога проходит в полном молчании.

Они проходят несколько притихших улиц, не смотря по сторонам - оба уже знают этот город вплоть до мелких камушков и редких кустов. Тем не менее, ночью Готэм слабо напоминает свою дневную версию, ночью Готэм куда больше похож на себя настоящего. Желтый цвет стен, отражающий свет фонарей, смешивается с редким фиолетовым и красным мерцанием вывесок, которыми все пытаются привлечь своих клиентов, но стоит оторвать взгляд от деталей и увидеть полную картину, как все меркнет перед непроглядной и неизбежной темнотой. Кобблпот видит всю суть этого города. И она ему нравится.

Он сдержанно ухмыляется, когда слышит чьи-то вопли в подворотне, ему весело, когда хулиганы нападают на людей, он даже радуется успехам мелких воришек, потому что они - это Готэм. Они - неотъемлемая часть города, каждый из них - важная деталь целой системы, которая является индивидуальностью Готэма.

Ему нравится суть этого города. Но еще больше ему нравится Джим, который так яростно отвергает идею о том, что, пытаясь пойти против работающей системы, он продолжает оставаться ее частью. Просто он занял позицию на другой стороне. Равновесие, как думает Освальд, равновесие правит всем происходящим, и потому противостояние Джима так важно.

Кобблпот улыбается, смотря на дорогу перед собой. Конечно же, он знает о Гордоне куда больше, чем тот может себе представить. Но разве нужно ему об этом сообщать?

- Как ты еще не замерз? - Джим спрашивает безразлично, но даже это лучше, чем его первоначальный недружелюбный тон.
- Ну, - Освальд пожимает плечами и останавливается, - Это уже не так важно, потому что до моего дома осталось буквально несколько шагов, - кивает головой в сторону и после короткой заминки добавляет, - Зайдешь?
Он мог бы засыпать Гордона многочисленными аргументами, по которым ему лучше согласиться: “Там дальше очень криминальный район, в котором сейчас лучше не появляться”, “Тебе наверняка еще далеко идти, да ладно, в конце концов, я же знаю, где ты живешь”, “А еще у тебя на лице написано, что меньше всего ты сейчас хочешь возвращаться домой”, “Ну Джим, это же очевидно, ты бы ни за что не проторчал в клубе так долго, если бы не желание быть подальше от дома”. Можно высказать ему все это, но подобные убеждения только оттолкнут, понятное дело.

Джим в ответ молча кивает и следует за Освальдом к неприглядному жилому дому с непоколебимой уверенностью в том, что он ужасно ошибся в своем решении.

UPD.
Ждать целый месяц, чтобы в итоге написать вторую главу за один день. Можете даже не бить меня камнями, я и сам справляюсь.

Читать часть II на фикбуке

Читать часть II

- На самом деле, это не моя квартира, - поясняет Освальд, смахивая крошки с кухонного стола, - Один знакомый попросил приглядеть, пока его не будет.

Джим не верит, да и не особо заботится. Он отходит к окну и смотрит на улицу, где, впрочем, не видно ничего, кроме той части заднего двора, которую подсвечивает старый фонарь.
В чужих стенах становится по-странному тесно, пространства не хватает для двух незнакомых друг другу людей, и Джим открывает форточку. Приподнимает подбородок и прикрывает глаза, чувствуя мягкое касание холодного воздуха.
За его спиной возится Кобблпот: достает откуда-то чайник, наливает в него воду, ставит на плиту и обжигает палец, когда подносит спичку к конфорке - облизывает ожог и украдкой смотрит в лопатки Джиму.

Обернувшись и сев на край подоконника, Гордон задается вопросом, откуда могло взяться это ощущение тесноты и куда, в таком случае, оно так быстро ушло. Кухня, небольшая сама по себе, тем не менее, распланирована так, что остается достаточно свободного места. Но только до тех пор, пока в поле зрения не попадает Освальд.

Кобблпот не успевает отвести взгляд, Джим ловит его. Остается только повернуться всем корпусом к Гордону и смотреть уже в упор, не скрывая намерений, открываясь под таким же изучающим взглядом. Освальд хочет что-то сказать, но короткое отрицательное движение головы - “Помолчи, пожалуйста” - останавливает его.

Джиму хочется потереть пальцами ту область на своей груди, в которой образуется до чертиков неприятное чувство, хочется надавить сильнее и царапать кожу до тех пор, пока оно не уйдет, не исчезнет безвозвратно. Освальд слабо щурится и сдерживает улыбку, практически на физическом уровне ощущая всю тяжесть чужого взгляда на себе. Как только он отворачивается, чтобы снять чайник с плиты, Джим подносит ладонь к лицу и трет глаза, будто до этого ему пришлось долго смотреть на телевизионные помехи.

Кобблпот разбирается с чаем - заваривает, разливает, ставит чашки на стол и кивком приглашает Гордона сесть.

- Ты всегда так делаешь? - Джим откидывается на спинку стула и медленно, будто нехотя, возвращает взгляд к лицу Освальда. Тот вопросительно приподнимает брови, не понимая, о чем идет речь. Гордон слабо сжимает челюсти, только сейчас думая, что лучше бы он промолчал - теперь собственный вопрос кажется бессмысленным. Но отступать уже поздно. - Цепляешь абсолютно незнакомых парней, приводишь к себе.
- Что? - смех; Кобблпот мотает головой, но не успевает ответить, его перебивают:
- Впрочем, даже если и так, это не мое дело.
- Ты мне понравился, - честно говорит Освальд и пожимает плечами, закрывая нижнюю часть лица чашкой и делая глоток. - Я просто хочу, чтобы ты стал моим другом, - он протягивает руку и опускает ладонь на плечо Гордона, сжимая пальцы.
- Не трогай меня.
- Прости, - проговаривает чуть тише и запоздало отстраняется.

Джим поднимает глаза и замечает циферблат над дверью - большая стрелка у десяти, маленькая - у пяти. Сна ни в одном глазу. Он стучит кончиком пальца по столу возле своей чашки, которая остается нетронутой. Хочется оттянуть футболку от своего плеча, стереть прикосновение Кобблпота, которое, кажется, пробрало до костей.

- Ты так и не назвал свое имя, - Освальд говорит ненавязчиво, надеясь, что Джим оценит такой подход.
- Гордон, - дать прямой ответ кажется верным решением. Как минимум, это может послужить частью платы за гостеприимность, хоть и навязанную против воли, - Джим Гордон.
- Джим, - повторяет Кобблпот. Медленно проговаривая, поднимая уголки рта в улыбке и слабо прищуриваясь - “Я уже знал это, милый”.
В первый раз имя Гордона произнесли так, что он моментально его возненавидел.

- Он не отравлен, - как бы между прочим замечает Освальд, скользнув взглядом по чашке Джима и поднявшись из-за стола. - Если хочешь, могу найти что-нибудь покрепче.
- Не стоит, - Гордону хватает нескольких секунд, чтобы понять, что потеря контроля над собой - вещь непозволительная и неприемлемая. По крайней мере, именно в этой ситуации. К тому же, он до сих пор ощущает слабые отголоски того, что Харви уговорил его выпить еще в клубе.
- Зря, - задумчиво протягивает Освальд, протирая свою чашку и убирая ее на место.
- Прости?
- А, то есть.. - он неловко смеется, мотает головой, как бы отрицая все возможные догадки, которые напрашиваются сами собой, активно жестикулирует и пытается объясниться, - Я о том, что ты выглядишь ужасно напряженным. Нет-нет, правда. Будто готов убить меня прямо на этом месте. Причем у тебя такой вид каждый раз, как я тебя вижу. Знаешь, Джим..
- Каждый раз? - переспрашивает Гордон. Опасения вдруг подтверждаются, но от этого становится только спокойнее. Значит, все это время встревоженное состояние мучает его не без причины.
Кобблпот закусывает губу, продолжая улыбаться, только теперь походя на загнанного в угол зверька. Опять распустил язык и не заметил, что сказал, - проклинает себя Освальд.
- Да, - вздыхает, но как-то нервно. Оправдания льются сами собой, хотя и так понятно, как неправдоподобно они звучат, - Ну, я часто видел тебя, просто..просто почему-то оказывался поблизости и..
- Ты следил за мной?
- Это не..
- Ты следил за мной? - тверже повторяет Джим и встает с единственной целью - немедленно уйти. Освальд обхватывает себя руками и нервозно царапает пальцами ткань рубашки на предплечьях; долго тянет с ответом, но все же шепчет почти неслышно:
- Да.

Гордон не успевает дойти до двери, Кобблпот хватает его за запястье и останавливает.
- Джим, пожалуйста, все не так плохо, как ты мог подумать, - встречает хмурый взгляд - его явно не собираются слушать, но попытки все равно возобновляются с новой силой, - Я клянусь тебе, я не делал ничего плохого, ничего такого, за что ты мог бы питать отвращение ко мне, - улыбается и приподнимает брови безобидно - “Я невиновен, Джим. А ты не можешь осуждать невиновного. В этом весь ты”. Он берет запястье чуть мягче, когда чувствует, что Гордон уже не вырывается, аккуратно проводит подушечкой большого пальца по выступающей косточке и ведет вниз, осторожно касаясь своими тощими пальцами пальцев Джима.

В первый раз Освальд заметил его около года назад. Гордона тогда избивали за заброшенным зданием возле Грант Парка. Как выяснилось потом - за то, что лез, куда его не просили и не уважал авторитетов. То есть, дал в нос парню, который слишком откровенно высказался о его девушке, и вдобавок грозился прикрыть его небольшое дело по продаже легких наркотиков. В итоге девушка все равно ушла к начинающему наркодилеру, а с Джимом остались только многочисленные синяки и перелом.
Кобблпот взял на заметку имя Джеймса Гордона и не зря - буквально через пару месяцев произошел похожий случай. И повторялось это далеко не единожды - Освальд легко достал всю информацию, которая была известна. Имя, адрес, положение семьи, привычки, список врагов, который оказался куда внушительнее списка друзей, места наиболее частого посещения. Поэтому сейчас, когда Кобблпот решил выйти из тени и представить себя объекту своего интереса, подстроить встречу не составило никакого труда.

Правда теперь все выходит из-под контроля - из-за несдержанной болтливости Джим теперь наверняка будет держаться как можно дальше от такого фрика.

Освальд берет ладонь Джима в свою. Тот отнимает руку и понимает, что нужно отойти хотя бы на шаг, но ноги будто прибиты к полу огромными гвоздями. На коже остается прикосновение - он напряженно вытягивает пальцы, сжимает в кулак, растирает ногтями внутреннюю сторону ладони.
Как неприятно доходить до мысли о том, что первоначальное оправдание своим ощущениям оказалось неверным. Потому что если бы причина была в умении Гордона определять людей, с которыми “не стоит общаться”, то сейчас он бы не сжимал челюсти от невыносимого жжения где-то в солнечном сплетении. Он смотрит на Кобблпота, смотрит на его жалобные глаза, которые определенно врут, смотрит на просяще поджатые губы и бледную кожу на щеках. Смотрит, не опасаясь того, что Освальд заметит некую неправильность этого, потому что он сам еще не до конца осмыслил, что именно ему нужно прятать. Но Пингвин слишком умен, или же ему просто везет - в любом случае, его предположение точно соответствует правде, которую Гордон отказывается воспринимать.
“Вопреки желаниям, опасаешься быть ближе, Джим?” - Освальд молчит и это вполне устраивает обе стороны. Он касается ладонями груди Гордона, действуя настороженно, как в детской игре - с готовностью в любой момент убрать руки, чтобы по ним не ударили; не встречая сопротивления, перемещается выше и обвивает шею, подступая на полшага ближе.
Рваный выдох, резкое передергивание плечами и быстрое отстранение - Джим отворачивается и возвращается на свое место, занимает стул, направляет рассеянный взгляд к окну.
Все еще ночь. Долгая, темная ночь.

Кобблпот закусывает губу и с минуту топчется на месте. Затем подходит к Гордону и встает перед ним.
- Джим, - зовет по имени тихо, надеясь, что ответа не последует, иначе снова придется оправдываться срывающимся голосом, - Джим, - повторяет совсем неслышно, будто слово вырвалось само, без ведома говорящего. Наклоняется и сжимает пальцы на спинке стула, заставляя Гордона повернуть голову и встретить пристальный, близкий взгляд.
“Поздно уже спасаться,” - в глазах Кобблпота Джим видит невысказанную вслух фразу. Он не может согласиться, несмотря на то, что от его мнения истина все равно не изменится.

Освальд опускается на его колени и оказывается еще ближе. Гордон думает, что он неестественно легкий, Гордон думает, что он слишком близко. Так, что перехватывает дыхание.

- Джим, ты простишь меня? - Кобблпот берет его руку и приподнимает, касается кончиком носа запястья, трется о кожу и накрывает ладонью свою щеку. Смотрит внимательно. Прикрывает глаза и поочередно касается губами подушечки каждого пальца.
Когда Освальд мягко целует уголок его рта и останавливается, тепло выдыхая на губы, но не заходя дальше, Гордон сглатывает и сдается перед единственным желанием в данный момент - подается головой вперед, поднимает ладонь к лопатками Кобблпота и целует.

Джим старается ухватиться за эти ощущения - нет больше внутреннего напряжения, нет желания залезть рукой под ребра и вытащить тупую боль, заполняющую всё пространство под ними, остается только жар от дыхания, не только своего, но и чужого, проходящего насквозь, от кончика языка стекающего по стенкам горла и приятно опускающегося до самых бедер. Он прижимается к губам, обхватывая Освальда поперек спины, чтобы быть ближе, плотнее, чтобы чувствовать каждый вдох и слышать ускоренное сердцебиение так же хорошо, как свое, чтобы не думать и не опасаться, чтобы позволить кому-то объединиться с собой.

Под рубашкой Освальда - узкие плечи, которые целует Джим, косточки ключиц, на которых остаются прохладные дорожки от языка, впадинка между ними, в которой тонет горячий выдох, шея, горящая следами от укусов. Под грудью Освальда - тяжелое дыхание и барабанный стук волнения; он подтягивает к себе лицо Джима за подбородок, вновь целует, оставляет у него во рту густой стон, когда чувствует прикосновение между бедер.
Немного неудобно - Кобблпот виновато улыбается припухшими губами, когда приходится встать, чтобы окончательно избавиться от рубашки и стянуть джинсы, неуклюже прыгает на одной ноге и сваливается обратно на Джима. Гордон беззвучно смеется и помогает, Освальд снимает его футболку и берется за ремень.

Пальцы Джима оглаживают лопатки и обводят каждый позвонок, опускаясь ниже, доходя до копчика и останавливаясь на мгновение, достаточное для того, чтобы Кобблпот понял - момент растерянности, всяческое отсутствие опыта в подобных ситуациях. Гордон был близок с девушками, но совершенно не представлял, что делать с парнями.

Освальд сдержанно улыбается, подносит ладонь Джима к своему лицу и обхватывает губами кончики двух пальцев, касается их языком и втягивает сначала до фаланги, потом вбирает практически до косточки, вынимает и снова втягивает. Гордон надавливает на язык, проводит вдоль и Кобблпот, не ожидавший такого, впивается пальцами в его запястье и закрывает глаза.

Джим податливо отстраняет руку и опускает ее к ягодицам - так, как направляет Освальд, который чуть поднимается и прижимается щекой к скуле Гордона, кусая губы, когда влажные пальцы касаются сокращающихся мышц и проникают внутрь. Кобблпот отпускает руку Джима и дальше он действует сам - сперва аккуратно и неторопливо, затем, согнув пальцы и почувствовав, как задрожало тело Освальда под его руками, увереннее и быстрее, вводя пальцы до самых костяшек, двигая ладонью и изменяя угол.
Кобблпот падает головой на плечо Гордона и вслепую находит рукой его расстегнутую ширинку, пробирается под нее, опускает резинку белья и обхватывает член, обводит пальцами и сжимает, вызывая шумный выдох возле своего уха.

Джим еле заметно прогибается в спине и позволяет, позволяет, позволяет Освальду целовать, касаться, тереться носом о шею, горячо выдыхать на кожу и прижиматься все плотнее. Джим позволяет ему быть ближе, позволяет густому туману застилать глаза и скрывать лишние мысли, позволяет желанию взять верх.

Освальд сбивчиво и непрестанно шепчет имя Гордона, размазывает его имя поцелуями по коже, не успевая смыкать губы и сдерживать себя, он просит: “Джим, пожалуйста, Джим”, он умоляет: “Джим, сейчас”.
Гордон убирает руку, и Кобблпоту невыносимо пусто до тех пор, пока его не опрокидывают спиной на стол и не разводят ноги шире, пока Джим не целует его в ямку за ухом и не толкается бедрами вперед, придерживая рукой за пояс и входя до конца.
Гордон кусает за мочку и оттягивает на себя, перемещает ладони на бедра и сжимает пальцами выступающие косточки - пара синяков точно останется. Освальд вытягивается под ним, хватается за его спину и выгибается в пояснице навстречу движениям: “Джим, пожалуйста”, “Джим, прошу тебя”. Он хватается рукой за край стола и скрещивает ноги за его поясницей: “Джим, дай мне чуть больше”.

Гордон позволяет Освальду многое и не меньше он позволяет себе - сжимает зубами тонкую кожу, оставляет россыпь отметин, прекрасно понимая, что это не понравится тому, с кем он застал Кобблпота ранее; приподнимается, всматривается в его лицо и прижимается к губам, ловя стоны ртом и срывая темп на предельный.

Освальд полными легкими выбивает имя Джима и подрагивает, когда сперма стекает с живота на стол, ослабевшими ногами продолжая держаться за бедра Гордона до тех пор, пока тот не кончает.
Джим не открывает глаза и тягучими поцелуями проходится по плечам Кобблпота. Освальд, выравнивая дыхание, приподнимается на локтях и слабо трется ступней о колено Гордона с тихим смешком - чашка, к которой не притронулся Джим, теперь валялась осколками на полу.

Краем глаза Гордон замечает, что на горизонте появляется тонкая полоска света, которая вот-вот должна была начать оттеснять черноту ночного неба.
Скоро рассвет.

Джим смотрит на Освальда - покрасневшие кончики ушей, до сих пор горящие щеки и губы, следы на шее, которые он растирает пальцами, будто запоминая расположение. Джим смотрит на Освальда и остается спокойным.

Кобблпот улыбается. Довольно и почти искренне. Касается ладонью груди Гордона и, когда тот не отстраняется, с удовлетворением понимает, что сумел создать ту связь, которая ему еще обязательно пригодится в будущем.

запись создана: 03.01.2015 в 00:13

@темы: gotham, готэм, фанфики, а вот это я люблю, oswald cobblepot, gobblepot, jim gordon, burn after reading

---

Live At Angkor Wat, 7.12.2008

Полуакустический концерт в историческом месте — храмовом комплексе Ангкор-Ват (Камбоджа) в рамках кампании MTV Exit с целью оповещения людей о жертвах работорговли в современном мире. Сет-лист: 01. Meds (0:00) 02. Because I Want You (5:12) 03. Follow The Cops Back Home (9:33) 04. Black-Eyed (14:24) 05. Post Blue (17:33) 06. Blind (21:25) 07. Drag (25:32) 08. Teenage Angst (29:00) 09. Twenty Years (32:07) 10. Brian's speech (36:57) Почему я пишу об этом? Потому что я в жизни не слышал ничего прекраснее. Клянусь всем, что имею - все песни этого лайва должны быть на плеере Иисуса, настолько они запредельны. Placebo еще никогда не звучали так хорошо. Брайан Молко в интервью для NME, 2009 год: Среди вещей, о которых я обязательно расскажу своим детям – наше выступление в Камбодже. «В прошлом году мы выступали в Ангкор-Вате, буддистском храме 12-го века, чтобы привлечь внимание к проблеме торговли людьми. На данный момент примерно два с половиной миллиона людей находятся в рабстве – их похищают, избивают до полусмерти и продают, как домашний скот. Поэтому в Камбодже мы хотели рассказать молодежи о подстерегающих их ловушках, заставить их понять, чего стоит опасаться. Мы посчитали, что людям в нашем положении очень важно сделать нечто подобное. Мы посетили приюты для тех, кого освободили из рабства, это было невероятно трогательно и тяжело. Было бы позором просто заявиться и отыграть для беженцев обычный концерт, поэтому мы максимально снизили цены на билеты, чтобы местные смогли прийти. Так и получилось – аудитория состояла, в основном, из камбоджийцев. Выступление было наполовину акустическим, и было видно, что люди действительно предпочитают СЛУШАТЬ твои песни, а не кричать и прыгать без остановки.» Плюс ко всему, сам Ангкор-Ват невероятно красив.

@темы: placebo, in music we trust, прямо в кокоро, увидеть и умереть

---

Привет новым читателям.
Не представляю, что могло привести вас сюда, но для вас всегда есть печенье, чай, молоко, кофе, вишневая кола, вино, коньяк..ну, суть понятна. И моя радость от вашего присутствия, конечно же.

Заодно решил привести темки в порядок, так что сейчас я поясню значение основных и потом свалю в туман кушать яблочки.
1) burn after reading - всякая чушь, которая содержит некоторое количество букв, кое-как связанных по смыслу / тексты
2) у них не было пепельницы, поэтому я вывернул им свою душу - то, что я пишу лично от себя
3) прямо в кокоро - что-то, что мне понравилось, что-то фандомное, что-то, чем хочется поделиться. та еще свалка, короче.
4) увидеть и умереть - что-то, содержащее арты/гифки/картинки и больше ничего особенного
5) сам фюрер не сказал бы лучше (с) - Ганс Ланда говорит о том, что я стащил что-то с других ресурсов, что-то перепостил, что-то процитировал
6) фанфики - те еще грехопадения
7) in music we trust - что-то, содержащее музыку
8) перевод - арчи чота переводит, хоть и делает это очень редко

Основные перечислены, все остальные, по сути, являются одноразовыми, так что надо бы их почистить.
Но не сейчас.
Филдинг ждет.
Удачи всем. о/

@темы: ради торжества порядка

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

гэвин попросил написать ему что-нибудь по тонилоки
ну я и написал
тряхнул стариной прост
и текст все еще не отбечен
так что ткните меня в ошибки, если что

Not a stripper.
Фандом: Тор, Железный человек, Мстители, все они, всё оно
Пэйринг: Тони/Локи
Рейтинг: R..? (до сих пор не умею их проставлять)
Жанры: Слэш
Размер: Драббл



Читать на фикбуке

Читать здесь.

- Джарвис, - Старк закидывает руки на спинку дивана и улыбается, коротко кивая, - Врубай.
- Вы уверены в правильности своих действий, сэр? - спрашивает кибернетический голос с нотками иронии.
- О да. Я еще никогда не был так уверен.

Тони Старк никогда не жалеет о своих поступках.Тони Старк всегда делает то, что хочет. И Тони Старк всегда прав.
Три заповеди, в истинности которых он вновь убеждается, когда смотрит на установленный танцевальный пилон в главной гостиной.

Пеппер ничего не сказала по этому поводу, просто очень и очень долго кидала многозначительные взгляды, смысл которых Тони прекрасно понимал, но все равно уже не собирался ничего менять.

И сейчас, наблюдая за шоу, он вспоминает на секунду ее недовольное выражение лица и шепчет одними губами, растянутыми в усмешку: “Ничего ты не понимаешь, Пеппер Поттс”.

Локи - минимум одежды, полуприкрытые глаза и шальная улыбка на губах - подходит к шесту и берется за него одной рукой, смотря в пол. Чуть покачивается в такт музыке и дожидается нужного момента. Поднимает взгляд на Старка, расплываясь в хитрой ухмылке, которая предназначена для него одного - Тони, на всякий случай, усилил охрану и сказал всем, что в ближайшие дни гостей не ждет. Ведь у героя Земли столько дел, которые не терпят отлагательств.

Раз, два, три, - резкий переход в музыке и Локи точно улавливает его, прогибается назад, делая свободный взмах отросшими волосами, которые потом, когда он выпрямляется и сводит обнаженные лопатки вместе, рассыпаются по его плечам. Он держится за шест обеими руками, отталкивается от пола, взмывая в воздух и идеально расставленными ногами описывая невидимый круг. Легкий поворот, грациозный шаг, - Старк расстегивает верхние пуговицы рубашки, смотря на то, как бедра трикстера, не останавливающиеся ни на секунду, покачиваются по траектории восьмерки. Становится чертовски жарко и воздуха будто не хватает - это ощущение давно уже не приходило к Тони так быстро.
Он протягивает руку и берет со столика свой виски, подносит к губам, прислушиваясь к тому, как кубики льда постукивают о стакан, и делает глоток.

Лафейсон встает боком, прижимается спиной к шесту и плавно опускается, держа плечи прямо, закрывая глаза и раздвигая ноги все шире. У самого пола он задирает подбородок, закусывает губу и совершает несколько поступательных движений бедрами настолько увлеченно, что Старку уже не просто жарко, у него перехватывает дыхание, а глаза начинают слабо щипать - он старается не моргать, чтобы не упустить ни единой детали.

Локи поднимается на ноги, скрещивает их вокруг шеста и крутится, теперь вставая с другой стороны. Держится на дистанции, вытянутой рукой касаясь все еще прохладной стали пилона, прогибается всем телом и плавно ведет плечами в такт музыке.

Тони припоминает всех богов и в итоге шепчет имя дьявола, когда Локи встает к нему спиной и позволяет рассмотреть выступающие лопатки и мышцы, перекатывающиеся под кожей, когда Локи расставляет ноги и выставляет ягодицы, наклоняясь к полу, когда Локи оказывается на верхней части шеста, держась только ногами, а через секунду уже соскальзывает к самому полу и укладывается на лопатки, нижней частью корпуса оставаясь на пилоне.

Старк расстегивает рубашку до середины и осушает уже второй (третий?) стакан. Перед глазами - изгибы тела и обнаженная кожа, к которой все сильнее хочется прикоснуться. Провести пальцами от шеи вниз, по грудной клетке, спуститься к животу, обхватить ладонями косточки бедер и чуть сдавить, прижать к себе как можно сильнее, завести одну руку назад и стиснуть ягодицу, заставить обхватить себя этими ногами, которые сейчас пропускают сталь шеста между собой.

Тони шумно выдыхает и Локи подходит к нему. Смотрит пронзительно, наклоняется и опускает ладони на спинку дивана по обе стороны от головы Старка. Не разрывая зрительного контакта, прогибается по-кошачьи, двигается в нескольких сантиметрах от тела, но не касается его.

Несмотря на то, что трикстер так близко, Тони не чувствует тепла, которое должно исходить от него. Он убирает улыбку с лица, на что Локи вопросительно приподнимает брови и подносит ладонь к его щеке, чтобы дотронуться до уголка губ.

Три миллиметра, два, один.

Прикосновения не происходит.

- Джарвис, выключай.

Голограмма исчезает, музыка останавливается и Старк, стиснув челюсти, тянется за бутылкой, чтобы выпить из горла.

- Отправить проект в корзину и удалить все остаточные файлы. Это была плохая идея.

@темы: avengers, tony stark, loki, фанфики, marvel, frostiron, slash, burn after reading, fanfiction

---

Наткнулся на черновики.
Пусть будут.

1.

Когда-то давно

Когда-то давно я ходил по желтым улицам среди желтых домов
В бежевой шляпе и длинном пальто
Когда-то давно я ходил по незнакомому городу,
Где желтые улицы вели к синему морю
Нужно было только спуститься с холма по вымощенной дороге
Я бежал и улыбался, хотя мне было нельзя
Но желтые дороги никому не рассказали, куда я выкинул свое серьезное лицо
У меня была забавная шляпа и разноцветные листья в руке
А у воды меня увлек песок
Или камни
Или солнце тогда меня обмануло, потому что
Я не видел камней
И песка
Не ходил по желтым дорогам
Я не был в том городе, у меня нет пальто
И я никогда не был у моря

2.

Вот он я

Вот он я
Живу, существую
Смотрю на потолок, вижу свои коленки
Слабое освещение, много теней
Вот он я
И я существую
В этот момент, сейчас
Так сложно понять,
Что такого больше не будет
Сколько еще раз я могу лежать на кровати, смотреть в потолок
И будет так же много теней,
Но никогда не будет точно таких же, как сейчас
Относящихся ко мне обстоятельствами именно этого дня
Сколько еще потолков я увижу, сколько теней
Множество бежевых обоев с тонкими полосками
Звуки с кухни - Л. слушает музыку и решает проблемы
Как можно принять тот факт, что я здесь
Сейчас
В этот момент
Когда я не чувствую своей причастности к происходящему
Мои глаза видят небольшие пятна на стенах и сбоку - открытый шкаф
Но как понять, что это правда, когда меня будто и нет
Глаза видят, но как?
Если
Меня здесь
Нет

3.

Три, два, один

мне плохо, мне плохо, мне плохо мне плохо мне плохо мне плохо
малейшие промахи пальцев по клавиатуре заставляют меня плакать глаза снова слезятся из-за напряжения на веках
до дрожи
тошнит
трясет
проклятые буквы, проклятые слова
ничего не происходит, но что-то будто выцарапывает все новые слезы из моих глаз
скажи мне, скажи, зачем это все,
почему нужно терпеть, зная, что в конце ничего не будет
это больно, ты понимаешь?
это невыносимо
я не хочу выражать это словами, потому что каждое несоответствие их с мыслями моментально выводит меня из себя
сейчас даже дышать сложно - это тут же вызывает истерику
я скучаю по тому, чего никогда не было -
я скучаю по счастью, которое не заканчивается трагедией
где все вы, люди, которых я любил
я обожал вас
обожал
предательство, безразличие, полнейшее непонимание -
вот, где мы с вами теперь
я все еще люблю вас, я скучаю, но воспоминания давно испорчены
как самый дорогой деликатес, покрытый гадкой плесенью
но ты
ты
что может быть хуже тебя
что может быть на свете чем-то более жестоким, чем ты
что мне делать?
кричать от бессилия в пустые стены
я скучаю по той жизни, в которой тебя не было
теперь - обратный отсчет
осталось три, два, один
до конца
до самого последнего раза
я не смогу
я не выдержу
тогда я точно уйду
обратный отсчет
три, два, один
когда ты нажмешь на кнопку?

@темы: у них не было пепельницы, поэтому я вывернул им свою душу, burn after reading

---

Одни и те же ощущения: зависть к окружающим - ненависть к себе.

Который день/месяц/год -- нужное подчеркнуть -- сидишь и думаешь, боже, когда я успел все пропустить? Где я был, когда все люди успели чего-то добиться? Сидишь и недоумеваешь, смотришь на очевидный ответ -- ты тратишь свое время сейчас и будешь тратить его завтра, ты тратишь, тратишь, тратишь, но ничего не приобретаешь -- и не видишь его, не хочешь видеть. Шутки про то, что кто-то стоял в очереди за талантами и успехом, а ты отвлекся на бесплатные булочки - слишком актуальны.

Здравствуйте. Можно я посмотрю на вас? Вы прекрасны. Что-что? Я? Ну, мне 18 лет. И сейчас я, скорее всего, занимаюсь тем, что вы делали примерно в 14.

Я смотрю на людей и понимаю, что уже пройденные ими периоды только-только начинают добираться до меня.
Я смотрю на людей и думаю только о том, что их жизнь правильна. Моя - нет.

Я общаюсь с людьми и понимаю, что в то время, пока у них происходило полноценное становление личности, у меня была только пустота.
Период с 12-ти до 17-ти лет.
Я не помню его.
Абсолютно.

Я не знаю, как наверстывать упущенное.
Я не понимаю, что мне делать с собой.

К 20-ти годам я буду 16-тилеткой.
К 20-ти годам мое разочарование в себе доберется до таких высот -- или до такого дна --, что я даже не осмеливаюсь делать прогнозы.

Я не умею жить, я не понимаю элементарных вещей, я не знаю, как вести себя с людьми, я не знаю, как вести себя с реальностью.

Чего от меня хотят?

Не трогайте меня, пожалуйста. Вы спрашиваете у меня что-то на языке живых, но я на нем не говорю.

Я размытое пятно. Нет принципов, нет правил. Нет целей, желаний, убеждений. Даже предпочтений.
Знаете, как я принял свою первую влюбленность в человека своего пола?
Да никак.
Мне было плевать, потому что это не противоречило никаким моим установкам.
Потому что у меня нет установок.

Смотря на окружающих, я повышаю требования к себе.
Не достигая этих требований, я унижаю себя.
Я ненавижу себя.
Я уничтожаю себя.


Я не хочу существовать.
Следовательно, я не существую.

@темы: у них не было пепельницы, поэтому я вывернул им свою душу, burn after reading

---

Арман Жан дю Плесси герцог де Ришельё

«Дайте мне всего шесть строк, написанных рукой самого честного человека, и я найду в них что-то, за что его можно повесить»

†

Armand-Jean du Plessis, duc de Richelieu
«Qu'on me donne six lignes écrites de la main du plus honnête homme, j'y trouverai de quoi le faire pendre»

†

Несколько фактов о человеке, посвятившем всю жизнь величию своей страны.

Титулы.

Титулы:

Епископ Люсонский
Кардинал-герцог де Ришелье
Доктор философии по богословию
Генерал-лейтенант Его Величества
Начальник и главный управляющий мореплавания и торговли
Пэр Франции
Главный министр французского короля
Командор ордена Святого Духа

“Д'Артаньян стоял и разглядывал этого человека. Сначала ему показалось, что перед ним судья, изучающий некое дело, но вскоре он заметил, что человек, сидящий за столом, писал, или, вернее, исправлял строчки неравной длины, отсчитывая слоги по пальцам. Он понял, что перед ним поэт. Минуту спустя поэт закрыл свою рукопись, на обложке которой было написано: "Мирам, трагедия в пяти актах", и поднял голову. Д'Артаньян узнал кардинала.” -А. Дюма, "Три мушкетера"

"Мирам" стала любимым произведением Ришелье и первым, написанным им самостоятельно. В 1639 г. эта трагикомедия была поставлена с необычайной помпой в специально построенной театральной зале во дворце кардинала. Но представление, обошедшееся в исключительно крупную сумму, несмотря на то, что на премьере был весь двор во главе с Людовиком XIII, почти потерпело провал. Разочарованный автор заметил: "Французы никогда не имели вкуса".
Вероятно, он был не прав, так строго оценив французскую публику, ведь сейчас никто не помнит такого драматурга, как Жан Арман дю Плесси. Однако весь мир признает заслуги выдающегося политика, Первого министра Франции - кардинала Ришелье, с именем которого, в частности, неразрывно связывается первая система международных отношений, установившаяся после заключения Вестфальского мира в 1648 г. и утвердившая на международной арене независимые национальные государства в качестве ведущих акторов мировой политики.

С самого детства Ришелье был достаточно болезненным человеком. Однако мигрень он заработал за неутомимым чтением книг. Все свое свободное время Ришелье занимался самообразованием. В конце концов он дочитался до того, что до самого конца дней его мучили страшные головные боли.

Кардинал своей жалованной грамотой от 29 января 1635 года основал знаменитую Французскую Академию, существующую до сих пор и имеющую 40 членов — «бессмертных». Как указывалось в грамоте, Академия создана, «чтобы сделать французский язык не только элегантным, но и способным трактовать все искусства и науки».

По приказу Ришелье была открыта первая во Франции королевская типография. А в 1631 г. он выступил основателем первой национальной газеты "Ля Газетт". Напомним, по-французски "gazette" -не только "газета" в нашем современном понимании, но еще и первоначально "болтунья", "сплетница". Так что кардинал, безусловно, обладал чувством юмора, когда выступил в роли родоначальника французских СМИ. Кстати, он сам активно сотрудничал в "Ля Газетт" как автор.

Говорили, что Ришелье страстно любил королеву Анну Австрийскую, которая по праву считалась самой красивой женщиной того времени, но та вряд ли отвечала ему взаимностью. Несмотря на близкую привязанность к другу Анна не испытывала к нему сердечных чувств. Однако епископ, один из самых известных любовников страны, встреч с которым добивалось немало самых красивых и богатых женщин Франции, отдал своё сердце молодой королеве. Он писал ей тайные письма, посвящал стихи и оды, был готов на любой, даже самый безумный поступок.

Единственными живыми существами, разделявшими короткие часы досуга Ришелье и искренне к нему привязанными, были населявшие дворец кардинала Пале-Кардиналь многочисленные кошки. История сохранила имена кошек принадлежавших Ришелье. Самой любимой была белоснежная кошка по имени Мириам. Еще одной любимицей была Сумиз (Soumise), что в переводе означает «особа легкого поведения». В честь своего детища - газеты с одноименным название «La Gazette» - была таким же именем названа трехцветная кошечка Газетта. Хорошим охотником на крыс был кот по кличке Людовик Жестокий (Ludovic le Cruel). А еще именно Ришелье стал одним из первых в Европе владельцем кошек ангорской породы. Из Анкары котенка ему привез друг. Ангорскую кошку звали Mimi-Paillon. Кот, привезенный из Британии, звался Фелимор (Felimare), он был похож на тигра.

Придворные и дипломаты знали об увлечении Ришелье кошками и преподносили ему их в качестве подарка. Из Польши привезли для него кошку, которую звали Лодоиска (Ludoviska). Кошечка с красивым именем Rubis sur L'Ongle, что в переводе обозначает Рубин, была истинной леди. Она прославилась тем, что была очень капризна и никогда не оставляла в блюдечке ни капельки молока. Еще одну пушистую подругу кардинала звали Серполетта (Serpolet). Однако, пожалуй, самым знаменитым котом Ришелье был черный кот Люцифер. Названный по имени падшего ангела, сатаны, он появился у Кардинала во время охоты на ведьм, которых Ришелье безжалостно преследовал.

запись создана: 29.06.2014 в 02:47

@темы: три мушкетера, The Three Musketeers, Ришелье, history, Richelieu, Капальди, сам фюрер не сказал бы лучше (с), кардинал, Франция

---

far cry 4 + personal favorites; осторожно! очень много изображений

K Y R A T







P A G A N . M I N

The King of Kyrat

Pagan Min, yes his name sounds like a Cantonese death metal band.
Pagan Min, yes it looks like he’s wearing someones joker halloween costume.
Pagan Min, yes he dresses like a metrosexual pimp.
- Far Cry 4 radio

I.

II.

III.

Y U M A . L A U

General of the Royal army.
"Falling dream? A lot of people fall around here. Most of them don't wake up, that's what this place does to weak men."

I.

II.

III.

+
pagan/yuma

N O O R E . N A J J A R

Vice Lord of Kyrat.
Supervises the drug trade, and manages the deadly Shanath Arena.

I.

II.

Isn’t that what you want? More blood? Here! Take more. Take all of it you fucking animals.

III.

@темы: ubisoft, игры, а вот это я люблю, держите девственниц!, far cry 4, noore najjar, pagan min, yuma lau, увидеть и умереть

---

это лабиринт мне не под силу

Каждый раз, когда я чувствую боль, я ставлю под вопрос ее реальное существование.
Мне плохо, - думаю я, - господи, как же мне плохо.
Плохо ли мне, - спрашиваю я через несколько секунд, - и является ли моя боль оправданной?
Это уничтожает.
Бросает из крайности в крайность и не позволяет решить проблему.
Потому что как можно избавиться от чего-то, если ты не уверен в том, что это что-то существует.

Первый раз, когда я прочитал простую надпись о том, что я имею право на боль, я по-настоящему удивился. Это поразило меня настолько, что на несколько минут у меня получилось увидеть всего себя - все мысли будто вышли из тьмы и выстроились в ровный ряд передо мной, показывая свою реальность и свою существенность.
Они были, они на самом деле были. Все то, что я пытался замять, когда мне казалось, что это недостаточно для волнения, что это вовсе не то, чему вообще стоит уделять время.
Я перестал думать о том, что все мои мысли и чувства - выдуманные мной же фантазии, я ощутил собственную реальность, черт возьми, я понял, что я живу и имею полное право на это.

Но в итоге все вернулось к исходной точке.

- Слушай, меня правда волнует это. Мне очень и очень плохо. Понимаешь?
- Да, но это не так важно, как ты думаешь.
- Наверное, ты прав.

Наверное, ты прав. Ты прав. Конечно же, ты прав.
Ежедневно я борюсь с чувством абсолютной пустоты, которое я не могу описать по-другому, но ведь от этого никто не умирает, да?
Видимо, это не так важно.
До сих пор я продолжаю жить исключительно по инерции, но я ведь не лезу в петлю и не закидываюсь горстями таблеток, да?
Значит, все не так плохо.

Я утыкаюсь носом в ее бедро и шутливо говорю: "Я у мамы грустненький", на что она спрашивает, все ли хорошо.
Конечно, конечно же все хорошо, - я быстро киваю и улыбаюсь, пряча лицо сильнее и сдерживая слезы, возникновение которых я даже не могу объяснить.

Ведь все не так плохо, как могло бы быть, правда?
Кто-то страдает куда сильнее, чем я.
Какое право я имею жаловаться.

@темы: у них не было пепельницы, поэтому я вывернул им свою душу, burn after reading